Любовь Колесник - Витязь. Содружество невозможных
Возьми меня…
Он рухнул перед ней на колени. Длинные пальцы перебрали его волосы: озноб дернул по спине.
— Что же, Мастер Войны, — послышался ее голос, текущий сладко и медленно, как жизнь из раны в его боку. — Возляжешь ли ты со мной?
— Да, — выдохнул, обжигая дыханием. — Да. Я сделаю все для тебя. Ты будешь довольна.
Поднял на нее глаза — вертикальные зрачки расплылись, пожрали белесую радужку: страсть, страдание, слившиеся в эмоцию, затопившую его всего, как истекающая кровь.
— Будь же со мной как мужчина. Я желаю этого, — вышептала, глядя не в глаза — в душу, в бьющееся сердце.
Плечи опустились рывком, как у застреленного, черная прядь метнулась по земле.
— И я желаю этого настолько же, насколько и не могу. Это выше меня. Не могу…
Магия снова вырвала из него сознание.
Мастер Войны очнулся от того, что на его боку лежали руки. Знакомые теплые руки.
— Баттерфли. — Он едва шевельнул губами.
Клок челки, свисающий на лоб. Морщинки у прищуренных зеленых глаз, вечно поджатые сухие губы. Верный Баттерфли. Преданнейший из слуг. Безропотный, исполнительный.
— Вы же умерли, Баттерфли.
Заулыбался — острое, напряженное лицо кольнула светлая искра, чтобы тут же пропасть. Теплые руки на бесчувственной плоти.
— Лежите смирно, господин Мастер Войны, я перевяжу. Разошлось опять? Я нет, не умер.
Баттерфли захлопотал над раной; биопакет накрыл и принялся аккуратно и спешно латать края. Звездный воитель лежал и слушал себя, свое угасающее тело. Бетонный потолок над ним плыл и туманился.
И вдруг Баттерфли заплакал.
Заплакал по-детски, не стесняясь.
— Пожалуйста, пожалуйста! Господин Мастер Войны, сделайте так, как она сказала, пожалуйста! Вам не жаль себя, я знаю — пожалейте меня! Она… она обещала убивать меня вечно, если вы не согласитесь. А я… а я…
— Баттерфли, — проговорил звездный воитель, бессильно простираясь на бетонном полу. — Тут дело не в жалости, Баттерфли, хотя у меня обязательство перед вами, и я должен с честью нести его, защищая вас, пока вы служите мне. Но я не могу ничего изменить в себе. Таков мой удел, я от Черной Линии, и плоть моя не годится ни на что, кроме смерти. Я не создан любить, совсем не создан. Только убивать. Хотите, я убью вас сейчас, чтобы вы не страдали от гнева мерзкого создания…
— Выродок, — скрипнули паучьи челюсти.
Силуэт Баттерфли истаял. Перед Мастером Войны снова стояла Цемра, тянулась жвалами.
— Мерзкий выродок, почему все так? Почему ты непреклонен, а? Чего тебе еще нужно? Что тебя разжалобит? Что возбудит тебя? Ребенок? Старик? Животное?
— Животное — вы! — оскалился он; запахнул полу, выдрав из-под заостренных когтей. Приподнялся, отдаляясь, — паучиха переступила следом. — Сколько раз еще и как сказать? Я — не желаю! И я — не могу!
— Ты должен!
Фасетки глаз загорелись лютым огнем.
— Период, когда я фертильна, случается раз в тридцать тысяч лет и длится один лунный цикл. Сейчас этот цикл на исходе, ублюдок, ты понимаешь это? Ты понимаешь, что такое — мечты, утраченные еще на тридцать тысяч лет? Я зачинала много раз от многих отцов — и всякий раз находился какой-нибудь умник, который выкорчевывал мое потомство. И вот я нашла лучшего! И он — ты! — артачится! Брезгует! Мной! Мерзкая инопланетная бесчувственная… жаба! Тебе что, трудно? Тебе трудно? Когда еще лучшая из лучших, сотворенная от дыхания самой первородной тьмы, будет упрашивать тебя стать отцом ее непобедимого воинства? Ты что, не понимаешь, от чего ты отказываешься? Урод! Выродок! Глупец! Извращенец! Так я возьму сама, раз ты таков. И ты горько пожалеешь об этом, Мастер Войны!
Он снова не смог избегнуть сокрушительного удара магии. Магия, невиданная доселе мощь невидимого противника, которого он не знал, как побеждать. Он ощутил только дрожь ярости, охватившей Цемру, — паукообразный демон был взбешен и выплеснул из себя огромный заряд сил. Этот заряд припечатал Мастера Войны к бетону, и не было возможности ни скрыться, ни сопротивляться гневу алчной паучихи. Перецокнули членистые лапки, и пара когтей воткнулась в его плоть над лобком — выискивая, орудуя, перебирая.
Это превысило меру, которую мог вынести Мастер Войны, и Эала над ним померкла.
Глава 10
ЖАРА
Ирма хлопнула входной дверью так, что африканская маска свалилась со стены в прихожей — именно та, которая являлась обителью злого духа.
Котик рыскнул, поднял. Потянулся повесить на место.
Эльф, бросив простыню, также подошел — взял маску из рук. Провел пальцами.
— Дух выскочил и ушел за ней, за дверь. Отомкнула его гневом.
— Будет досаждать? — Котов вился рядом и чуть ли не касался витязя широким загорелым плечом, прохладной кожей. — Дух? Иррме? Порртить молоко?
— Скорее твоим соседям, орк.
Эльф был задумчив.
— Завтрак, светлейший?
— Что у тебя есть? — примирительно спросил он, уже поняв, что тут все беспрестанно едят.
— Ирма отлично выглядела, — задумчиво муркнул Котик и рванул на кухню. — Платье от «Кавалли», свежая коллекция, обратил внимание?
Витязь — не обратил, и имя дорогого кутюрье было ему лишь еще одним словом чуждого мира. А Котов все не унимался:
— Хоррошо, хорошо. Кимоно тебе дать, витязь? Или так пойдешь, в натуральном виде?
— Кимоно?
Хлопнула очередная сдвижная дверь шкафа — и орк протянул эльфу черное кимоно с роскошным вышитым тигром на спине. Тайтингиль взял, набросил, подпоясался. Котов что-то зашипел, невнятно-восторженно, и забренчал посудой на кухне.
— Иррма, она, светлейший, Иррма замечательная. Многие девочки, молодые девочки или глупы и скучны, или истеррят, или чрезмерно зациклены на внешности. Оля вот дура, ей двадцать с хвостиком, а уже четыре пластики и нервы ни к черрту от всяких порошков. Ирма…
Эльф смотрел прозрачно и словно сквозь.
— Ты у меня же останешься, раз Ирме сказал, что не пойдешь к ней? У меня? Я тогда в кабинете тебе буду стелить, там дверрь. Это в гостиной аррка. Вот, смотри. Молоко, яйца, кашки всякие, хлебцы, творог. Что будешь есть?
— Вода есть?
— Ты удобный гость, витязь. — Орк улыбался. — Вода есть, конечно. Много воды, светлейший. Хорошая.
Котов налил себе кофе, Тайтингилю поставил высокий красивый (самый красивый из тех, что были!) стакан с чистейшей водой из кулера. Стекло сразу подернулось туманом испарины.
— Иррма делом занята, деловая Иррма. Она умная, она интересная, зррелая. Себе никаких поблажек не дает, в форрме. Мне она, светлейший… Она очень хорошая, Иррма.