Анна Степанова - ПЛЕНЕННАЯ ДУША
— Почему же Огнезор сам этого не сделал? — спросила с подозрением. — Уверена, твоя нынешняя полужизнь мучительна достаточно, чтоб его дурацкие принципы не позволили ему тебя удерживать!
«Может, он все еще ищет какой-нибудь безумный способ вернуть меня?» — мысленно пожала тень плечами, и иллюзорная Насмешница с опозданием повторила этот жест.
— Врешь! — отрезала мастер. — Я последние шесть лет вожусь с лодырями-учениками, так что вранье знаю на вкус и на запах! Если хочешь помощи, говори правду!
«Правду? Хорошо. Я в любом случае останусь здесь на все годы, что Эдану отпущены. Без медальона только прервется наша связь, но душа моя не отправится к богам, дьяволам, или куда там ей положено, — просто застрянет в полной пустоте и мраке».
— И ты, наверняка, свихнешься, — подытожила Слава, впервые почувствовав к сопернице толику уважения. — Зачем тебе добровольно идти на такое?
«Я ведь уже сказала, зачем, — от призрачного голоса повеяло холодом. — Просто сделай это!».
— Да ни за что!
«Но почему?»
— Я похожа на идиотку? Огнезор никогда не простит мне этого!
«Очень тебе нужно его прощение! — язвительно протянула охотница. — Или ты думала, что первая моя смерть его обрадует?»
— Считай, я учусь на своих ошибках! — огрызнулась мастер. Душащая злость опять поднималась в ней. — И, вообще, тебя это не касается!
«Последние месяцы у Эдана были очень тяжелые, в основном, по твоей милости, убийца! Так что, думаю, меня это все же касается!»
А Слава искренне пожалела, что не может воткнуть в Насмешницу что-нибудь острое… еще раз.
— Если ты все сказала, я, пожалуй, откланяюсь! — сквозь зубы процедила она.
И действительно поклонилась — резко, издевательски. После же вынеслась из спальни да из Верхних Покоев до того разъяренная, что чуть не спустила с лестницы изумленного караульного.
В тот же день поползли по Общему Дому слухи: мол, Гильдмастер дал, наконец, отставку своей давней любовнице.
***Огнезор проснулся, дернувшись, неловко и болезненно — будто разорвав разом вязкую, державшую его паутину. И тут же сильно скривился, сглотнул нахлынувшую горькую тошноту. С минуту он лежал, стараясь не двигаться, борясь со знакомым чувством истощения, болезненно щуря выцветшие глаза.
— Дьяволы, Лая! — наконец, прошипел сердито. — Ну почему я опять чувствую себя, будто дюжине учеников память стирал? Признавайся! Что на сей раз?
«Извини, — с подозрительной покладистостью отозвался тихий голос. — Немного с иллюзией перестаралась».
«Да?» — Огнезор с трудом оторвал от подушки тяжелую голову, огляделся…
Непонятное напряжение завладело ним.
«Здесь Слава была. Что ей понадобилось?»
Насмешница виновато притихла.
— Эй? Что тут случилось?
«Ничего», — старательно принялась Лая возводить мысленную стену.
— Это ей ты показывалась? — повысил мастер голос.
Она молчала.
— Лая! — паника вдруг проснулась в нем. — О чем вы говорили?! Лая?! — трясущейся рукой Огнезор дернулся к вырезу рубашки, схватился за медальон…
Хвала богам — на месте!
«Не волнуйся так, все хорошо…»
«…не сможет просто забыть, пока я здесь… — коснулась Огнезора тень чужой мысли. — Освободи его от меня…»
— Что ты хотела сделать?! — от ужаса затошнило его. — ЧТО?!
Животный страх и ярость туго натянули нервы, в любой миг грозя вытолкнуть в знакомую черноту безумия.
«Не надо, Эдан, все хорошо, — почти с отчаяньем уговаривала Лая. — Ничего я не сделала, ты же видишь… Все хорошо!»
— НИКОГДА… БОЛЬШЕ… НЕ СМЕЙ! — до боли сжал он кулак с медальоном. — Никогда, слышишь?! Обещай мне!..
«Я обещаю! Тшшш… Я обещаю…»
Глава одиннадцатая,
где Риэ навещает столицу, Огнезор же находит следы древних камней
Вязь оконной решетки, шероховатая плита подоконника по утрам уже покрывались инеем. Ветер все так же колотил в стекло, грохотал черепицей на крыше, звенел ломкими, вымерзшими ветвями в неухоженном старом парке, скрывающем от посторонних глаз громадину Общего Дома.
Наступала зима.
Снега еще не было. Или, может, был — где-то там, далеко в горах: щедро устилал северные перевалы, мягко укутывал ахарские шатры и тайные звериные логова. Здесь же, в Имперской столице, только сухой морозный ветер, налетавший с окрестных полей, подметал грязные мостовые, уныло свистя в сточных желобах да печных трубах. И лишь порой отступал он перед морским своим собратом — сырым, зябким, промозглым — и тогда погружался город в липкий зимний туман.
В этом году прихода зимы Огнезор даже не заметил. Изо дня в день утопал он в тягучей рутине многочисленных гильдийных неурядиц, с готовностью отдавая им все силы — будто наказывая себя за месяцы бессмысленных метаний. Права была Лая, уговаривая его вернуться! Теперь нашлось, куда деть каждую свободную минуту — на злость же, вину и жалость к себе просто не осталось времени. Так уж заведено, что мертвые рано или поздно уходят, а живые возвращаются в круг своих забот. Огнезор понимал, что, наконец, смирился. Но открыто в этом признаться пока не был готов.
Лая же… оставалась Лаей. Ее неунывающее, насмешливое жизнелюбие могло вызвать зависть у всякого живого; незатейливая, не из книг, но от самой природы, мудрость придавала сил и помогала держаться; даже раздраженное брюзжание казалось умиротворяюще теплым. Свой разговор со Славой раз и навсегда Насмешница вычеркнула из памяти; с готовностью, почти с облегчением, поклялась больше не делать глупостей — и тут же восторженно погрузилась в изучение своих новых умений. Без труда она теперь могла проникнуть в Огнезоровы сны, но пользоваться этим не спешила — из осторожности и страха. Боялась нарушить его шаткое душевное спокойствие, соблазнить иллюзией прикосновений, затянуть в обман несуществующей жизни, ничем не лучший призрачных сказок, даруемых дурман-корнем. Потому держалась Лая отстраненно, ничего, кроме обычной болтовни, себе не позволяла, — а дальше и вовсе решила взяться за кого-то другого.
И кого же могла избрать Насмешница для первых опытов, как не свою убийцу? Самой ей казалось это очень забавным. Огнезор скорее любопытствовал и чуточку… злорадствовал. Славу же никто не спрашивал.
Вряд ли, конечно, понимала новоиспеченная высокий мастер, что с ней происходит, но, похоже, догадывалась, ибо на светловолосого при встрече щурилась с плохо скрытым подозрением — втайне же кипела от злости. Еще бы! Еженощные душеспасительные беседы с призраком своей жертвы кого угодно лишат спокойствия! Простой имперский обыватель уж давно отирался бы у дверей храмов — с покаянием, или у целителей — в поисках спасения от напасти. Темному же мастеру, да еще одаренному, служили полночные видения лишь источником постоянной досады — что, впрочем, Славе шло только на пользу: воспитывало силу духа и выдержку, так необходимые в Зале Совета. Потому и отговаривать Лаю от ее ночных подвигов Огнезор не спешил, с интересом ожидая, что из всего этого выйдет…
