Беверли Бартон - Убежище
Доброта, терпение и способность любить не были теми чертами, которые она когда–либо связывала с ним. С тех пор, как тем утром семь лет назад она сбежала из его кровати, Мерси думала о нем, как об обольстителе, соблазнителе, равнодушном бесчувственном сукином сыне. И она ненавидела его за то, что он был Ансара, член клана, который с детства ее учили воспринимать как порождение дьявола.
– Пойдем на пикник, – стала настаивать Ева, когда Сидония спросила, останется ли «этот человек» на ланч.
– Ева, милая, не думаю… – попыталась возразить Мерси.
– Отличная идея. – Джуда подмигнул Еве. – Почему бы нам с тобой не совершить набег на кухню и не собрать еду для пикника, пока твоя мама переодевается?
Мерси посмотрела вниз на свою одежду: чистые синие брюки, бежевый хлопковый свитер и практичные синие мокасины. Что не так с ее одеждой?
Словно прочитав ее мысли, – боже, неужели? – Джуда спросил:
– Разве тебе не будет удобнее в джинсах или шортах?
– Да, мам. Надень шорты, как и я.
– Я переоденусь перед выходом, – согласилась Мерси, признавая поражение, по крайней мере по этому вопросу. – А сейчас пойду с вами на кухню и помогу собрать еду. – Уголком глаза она заметила, как Сидония неодобрительно качает головой.
Полчаса спустя, в обрезанных джинсах и красной футболке, Мерси сидела на старом стеганом одеяле, разложенном под огромным дубом в центре ближайшего луга. Ни единое облачко не нарушало чистоту синего неба. Дневное июньское солнце проникало сквозь ветви дерева, разбрасывая вокруг золотистые пятна света.
Ева без умолку болтала, жуя сандвич с куриным салатом и картофельные чипсы. Джуда изредка вставлял слово и, казалось, веселился, слушая бесконечную трескотню дочери. Но несколько раз Мерси замечала, как он посматривает на наручные часы. А когда думал, что она не видит, смотрел на нее. Она делала вид, будто не замечает его изучающих взглядов.
Умяв два посыпанных шоколадной крошкой печенья и запив их молоком из термоса, Ева вскочила со стеганого одеяла и посмотрела на родителей.
– Я хочу еще немного попрактиковаться. – Она отбежала на несколько метров и позвала:
– Смотри, мам. Папа, смотри на меня.
Не дожидаясь разрешения, она очень сильно сконцентрировалась, и постепенно ее ноги начали отрываться от земли, сначала на несколько сантиметров. Затем на полметра. Метр.
– Будь осторожна, – предостерегла Мерси.
– Папочка, как это называется? – спросила Ева, раскинув руки и махая ими вверх и вниз, словно те были крыльями.
– Левитация, – ответил Джуда, когда Ева поднялась над землей на целых три метра.
– О, правильно. Мама мне говорила. Ле–ви–та–ция.
Подавшись вперед, намереваясь вмешаться и поймать дочь, если та начнет падать, Мерси затаила дыхание. Если бы только Ева не была такой упрямой и безрассудной.
– Ты ее слишком опекаешь. – Джуда обхватил запястье Мерси. – Позволь ей поразвлечься. Она просто хочет получить наше внимание и одобрение.
Мерси негодующе взглянула на него.
– Она была центром моего существования с того самого дня, как родилась. Но одобрять подобающее поведение и порицать неподобающее – это моя работа как матери. И в большей степени, чем в чем–либо еще, мой долг состоит в том, чтобы защитить ее, даже если это подразумевает защиту от нее самой.
Джуда хмыкнул.
– Ты жила в страхе, что Ансара возьмет в ней верх, не так ли? И каждый раз, когда она капризничала, не слушалась, впадала в истерику, ты думала, не это ли является чертами врожденной дурной стороны ее натуры – не так ли дают о себе знать ансаровские корни?
– Я поднимаюсь выше, – позвала Ева. – Смотрите на меня. Смотрите!
Когда она поднялась в воздух не менее чем на шесть метров, Мерси подскочила и направилась к дочери.
– Уже достаточно высоко, дорогая. Это было великолепно. – Она несколько раз хлопнула в ладоши. – Теперь спускайся вниз.
– Зачем? – спросила Ева. – Это весело.
– Спускайся, и мы с тобой поиграем в одну игру, – позвал Джуда.
Ева спланировала вниз, медленно и аккуратно, будто демонстрируя Мерси, что той не о чем волноваться. И в ту же минуту, когда ее ноги коснулись земли, побежала к Джуде.
– В какую игру будем играть?
Он посмотрел на Мерси, взглядом подначивая ее вмешаться.
– Ты когда–нибудь играла с огнем?
Ева резко крутанулась и подняла глаза на Мерси.
– Мама говорит, я слишком маленькая, чтобы играть с огнем, как дядя Данте. Она сказала, что когда я подрасту…
– Если управление огнем является одной из твоих способностей, то чем в более юном возрасте ты научишься справляться с этим талантом, тем лучше, – объяснил Джуда Еве, кладя руку на плечо Мерси. – Мой отец начал учить меня в семь лет.
– О, пожалуйста, мама, пожалуйста, – взмолилась Ева. – Разреши папе давать мне уроки.
Любое принятое ею решение может оказаться неверным. Она не была уверена, что отрицательный ответ будет основан не на обиде на Джуду за то, что он вторгся в их жизни.
И Мерси кивнула.
– Хорошо. Только один раз. – Она пронзила Джуду взглядом. – Тебе придется все время контролировать ее. Когда ей было два года… – Мерси заколебалась, стоит ли делиться с ним этой информацией, но, наконец, призналась – …Ева подожгла дом.
Его глаза удивленно распахнулись, потом он улыбнулся.
– Она оказалась способна на такое в два года?
– Я очень талантлива, – заявила Ева. – Мама говорит, что именно поэтому я особенная.
Джуда просиял от отеческой гордости и опустил руки на маленькие плечики Евы.
– Твоя мама права, ты особенная. – Он схватил дочь за руку. – Давай, пойдем к тому прудику и организуем там маленький фейерверчик.
Подскакивая от волнения, Ева улыбалась от уха до уха.
Несмотря на сомнения, Мерси последовала за ними к водоему. Чтобы наблюдать. И следить, чтобы Джуда не позволил сделать Еве что–то действительно опасное…
* * *
Ева обессилила, практикуясь, то в одном своем таланте, то в другом под непрестанным наблюдением отца. Теперь–то Джуда понял, чего боялась Мерси – что Ева покажет ему, насколько действительно она сильна. И сейчас у него не осталось ни единого сомнения в том, что она обладала достаточным потенциалом, чтобы стать самым могущественным существом на земле, сильнее любого Ансара или Рейнтри.
Он посмотрел на нее, свернувшуюся клубочком на стеганом одеяле в глубоком восстанавливающем сне. Чувство, непохожее ни на что известное ему ранее, поднималось из самой глубины его души. Это было его дитя. Прекрасное, умное и непомерно талантливое. И она незамедлительно признала его как своего отца и без сомнений приняла в свою жизнь.
