Ольга Ларионова - ДЕЛЛА-УЭЛЛА
– Ну, а у этой мясо молодое, лакомое – ее, видно, в кокон запеленали.
Принцессу передернуло – она припомнила слова шамана о том, что он заплатил «за два кокона для своего шурушетра». Древние боги, да что же она должна сделать, чтобы и ее крошечный Юхани не превратился бы в такой кокон?
– Рыцарь, – проговорила она, молитвенно складывая руки на груди, – время бежит, а мы ни на шаг не приблизились к моему сыну…
– Я думаю об этом непрестанно. В городе его нет, иначе я услышал бы разговоры о таком чуде, как белоголовый ребенок. Говорят, правда, что Полуденный Князь отдал приказ свозить к нему в зверинец всех диковинных детей, но тогда ты, сибилло, должен был бы повстречать на своем пути шурушетра с княжеским возничим.
– Сибилло не встречало шурушетра.
– А разве эти ваши шуру-муру-как-там бегают только по дорогам? – спросила Таира, кутаясь в плащ, который накинул на нее Скюз.
– Они скользят не по дороге, а над нею, – поправил девушку шаман. – Ты сметлива, дитя. Могло быть и такое, особенно сейчас, когда весь орешник уже вырублен и поля просторны. Но кто и откуда пошлет шурушетра не по дороге?
– А кому понадобилось красть ребенка? – парировал Сорк.
– И все-таки надо прежде всего убедиться, что принц не спрятан где-то в городе, – твердо сказал Эрм.
– Ты лучше других знаешь этот город – как его там?..
– Его наименование – Жемчужный Орешник, а зовут его попросту Перловик. Что ж, во дворце спокойно, я недавно выносил оттуда усопшего в водяных корчах. У караван-озера никто не суетится, ничего не прячет, ничем не похваляется. Наши не удержались бы.
– Это точно, ваши таковские, – поддакнул шаман, – Да что там говорить, если в городе что-то прячут, то, значит, собираются вывезти – иначе зачем? А на чем вывезешь, ежели уйдет последний обоз?
– А как насчет колдовских штучек вроде ковра-самолета? – подала голос что-то очень уж молчаливая сегодня Таира.
– Неведомы сибилло такие словеса, неведомы. Нету ни чар, ни заклинаний, чтобы самолетать!
– Дело серьезное, сибилло, – вмешался рассудительный Сорк, прекрасно видевший, что принцесса уже засомневалась в ведовских способностях этого явно провинциального колдуна. – Может, существует что-то, чему ты не обучен? Вон ты говорил, что почувствуешь приближающуюся опасность, – а лазутчика проглядел?
Шаман обиженно засопел:
– Громобой-тунец летит быстрее молвь-стрелы, по он один на всю дорогу, и запрягать его может только сам Полуденный Князь. Кстати, отец его, Отногул Солнцеликий, дозапрягался…
– Что, попался зело кусачий тупец? – поинтересовалась девушка, на долю которой всегда выпадали самые рискованные вопросы.
– Молния попалась отменно злая, лиловая… вроде твоих глаз, царственная дочь! – это шаман расплачивался за недоверие к собственным способностям. Приманить-то ее Отногул приманил, а вот запрячь без сибилловой помощи не смог.
– А ты смог бы?
– Сибилло придает силу, а не проявляет суетность… Что же касаемо лазутчика, то уж больно черна эта башня, так и светится замогильным светом, глаза внутренние застит. Сибилло тут пораскинуло мозгами и решило, что негоже оставаться на запоганенном месте. Ежели ваш девятиглавый дом и впрямь летает, стоило бы убраться отсюда.
– А куда, уважаемый? – с надеждой спросила принцесса.
Старец поймал губами белую прядку, свисавшую от надбровных дуг до бороды, принялся жевать – то ли перебирал варианты, то ли просто держал паузу, набивая цену каждому своему слову.
– Есть одно тайное место, куда ни один из нас не смеет ступить, – хлопнул себя по колену Лронг. Сибилло зло глянул на него: стало очевидно, что про это место он знал не хуже Травяного рыцаря. – Анделисова Пустынь.
– Пустыня? – переспросили сразу несколько голосов.
– Пустынь. Место отдохновения духов полуночи, – ворчливо пояснил шаман. Зачарованный сад, куда не смеет ступить ни одна нога.
– Ага, – сказала Таира, – ботанический сад, вход по спецприглашениям. Но за садом ведь надо ухаживать? Или это делают безногие?
– У тебя в голове вместо мозга – шустрый зверек, – неодобрительно заметил явно компетентный в области анатомии рыцарь. – За садом смотрит Вековая Чернавка.
– Тоже из злыдней? – снова не удержалась девушка.
– Почему – тоже? Анделисы суть духи добра, последняя надежда страждущих и дарители сладостного успокоения безнадежным. Как был бы страшен последний отрезок жизни, если бы не упование на благость анделисов? Разве в твоем мире, дитя, конец жизни не озарен светлым чаяньем?
– Химиотерапией он озарен, но ваша цивилизация до этого не дошла. Вернемся к Чернавке. Это что, жрица?
– Фу, как не стыдно, дитя! Вековая Чернавка вкушает лишь ту малую толику пищи, которая необходима для поддержания сил. Готовится к тому часу, когда ее оставят одну. Надолго ведь не напасешься…
Джасперяне переглянулись: если с приближением холодов эти варвары откочевывали в более теплые места и бросали на произвол судьбы несчастную женщину, то у нее был мотив для похищения ребенка хотя бы в качестве выкупа за свою жизнь.
– Укажи, где этот сад! – топом, не допускающим возражений, повелела принцесса.
– Это нетрудно сделать, – пожал плечами рыцарь. – Иди так, чтобы солнце светило тебе в правое ухо, пересеки Большую Дорогу Света, пройди весь город, и очутишься в поле ореховых пней. Тропинка, по которой ходит за провизией Вековая Чернавка, не широка, но протоптана основательно, не ошибешься.
– Разве ты откажешься сопровождать меня?
– К Анделисовой Пустыни? Но это – нарушение моего обета…
– Ты забыла, безжалостная повелительница, что отец рыцаря Лроногирэхихауда заключен в княжескую темницу, и он вынужден был надеть Травяной Плащ, как символ своего обета, потому что это – единственная плата за прокорм узника. Если нарушить обет, то клеть заваливают сеном, и заключенный умирает без еды, питья и анделиса.
– Делов-то! – вмешалась, как всегда, Таира. – Попроси наших мальчиков, и они твоего папу в два счета откуда хочешь вытащат. Не проблема.
– Рыцарь, – торжественно проговорила мона Сэниа. – Если ты поможешь мне найти сына…
– Ой, только не надо торговать добром за добро! – бесцеремонно оборвала ее девушка. – Помоги, и все.
Рыцарь впервые посмотрел на нее с уважением.
– Моя младшая сестра права, – сделав над собой усилие, проговорила мона Сэниа. – Я даю тебе королевское слово, что приложу все усилия к тому, чтобы твой отец уже к утру был свободен – и ты, соответственно, тоже.
Глаза рыцаря под стрельчатыми густыми ресницами, ложащимися такой иссиня-черной тенью на серые щеки, что это невольно воскрешало в памяти что-то траурное, вроде кипарисовых ветвей на пепелище, – эти глаза как-то странно вспыхнули и погасли.
