Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – виконт
– Ищи, Бобик, – сказал я по наитию, – ищи Смита!.. Ищи…
Он весело понесся скачками по коридору, единственное не геометрически точное в этом мире, далеко-далеко остановился на миг, прыгнул прямо на стену и…
…пропал. Я с сильно бьющимся сердцем ринулся бегом, двери замелькали, как двери проносящегося мимо вагона метро. Моментально сбился со счета, похолодел в страхе, перешел на шаг и начал всматриваться в стену.
Страх все сильнее заползал в сердце, как вдруг взгляд зацепился за две едва заметные полосы на двери. Обе уже совсем размытые, заметные только потому, что я на этот раз не провел здесь время почти до утра, а на стене глубокие царапины затянулись, стена регенерирует, самовосстанавливается. Возможно, в древности здания вообще не требовали ремонта.
Я протянул руку к стене, но в последний момент пришла идея, я позвал едва слышно:
– Бобик… ко мне!
Меня отбросило через коридор к другой стене. Пес уперся обеими лапами в грудь и бешено лизал мне нос и щеки, ликуя от моей оторопелости. Я торопливо погладил по голове и почесал за ушами, до чего же просто у него получается, как будто и нет этих стен… А может быть, их в самом деле нет? Или они из силовых полей, которым можно задавать любые характеристики?
Внезапно меня затрясло. Я стискивал кулаки, нечеловеческая тоска вошла и смертельным холодом охватила внутренности. Все, что вижу сейчас, создано не людьми, люди не могут создать такое… не поддающееся человеческой логике. Человеческим понятиям о красоте, целесообразности, человеческим пропорциям. Или же это создано такими людьми, что родились уже на Сириусе, там жили под зеленым солнцем и творили уже и н а ч е.
Стиснув зубы, я проломился через стену. Сэр Смит в той же удалой позе на спине, выставив живот, хотя вообще-то здоровый инстинкт всех нас заставляет во сне скрючиваться и прятать беззащитные внутренности, подставляя врагу спину с ее грудами мышц и толстым позвоночным столбом. Ослаблен у бастарда инстинкт самосохранения, ослаблен… надо учесть.
Петух прокричал, не дав Санегерийе шанса: я спал как бревно, вынырнул только от глухого рычания. Толстая волосатая лапа трясла меня за плечо, я сфокусировал глаза, не сразу узнал Смита, он опасливо поглядывал на Пса.
– Бобик, Бобик… Ну тогда сам буди!..
Я проворчал сквозь сон:
– Иду, иду… Какой сегодня день?
– Турнирный, – сообщил Смит ликующе. – Одиночные!
Он блистал, как глыба льда, доспехи начищены, сверкают, словно солнце, глазам больно, рот до ушей. Я кое-как поднялся, взял со стола чашку побольше, сосредоточился. Смит вытянул шею, ноздри задергались, а усы вытянулись в стороны еще длиннее и воинственнее.
– Святой Георгий! Что за аромат?
– Напиток паладинов, – ответил я хрипло. Мелкими глотками хватал обжигающий напиток, в голове прочищалось, уже чистым голосом объяснил: – Нам положено. По рангу! Федеральные льготы неимущим.
Он смотрел с непониманием, спросил осторожно:
– Но, сэр Ричард… Вы же сказали сэру Уильяму, у вас есть замок…
Я отмахнулся.
– Ерунда, а не замок. У меня их всего три, а деревень… ну не знаю, не считал. Не рыцарское это дело! Разве это имущество? Можно сказать, что я гол и нищ, аки птаха небесная, что ходит по дорогам и клюет… что находит.
Он завидующе вздохнул, взял мои доспехи, помогая побыстрее одеться. Рот у него не закрывается, поговорить любит, я еще раз усвоил, что дороги полны трудностей, потому на турнир выезжают заранее. Кто-то опаздывает, кто-то приезжает намного раньше. Из-за опоздавших, понятно, турнир не откладывают, но среди приехавших рано обычно проводятся одиночные и парные схватки. Насколько помню, в первые турнирные века они роли не играли, потом в одиночных тоже начали проводить отдельные соревнования, особый акцент делался на технику владения копьем и умение управлять конем.
Есть еще commencailles, это такие предварительные бои, где правилами допускается даже незнатным рыцарям вызывать на бой самых прославленных чемпионов, а также особ королевской крови. Правда, те вовсе не обязаны принимать вызов, но вот насчет когда знатный незнатному… не знаю, не знаю, надо поинтересоваться. Вообще-то не хотелось бы, чтобы меня мог вызвать всякий, у кого чешутся кулаки. Все-таки я приехал сюда не драться, хотя наша меркава стоит на запасном пути.
Двор заполнен суетящимся народом, оруженосцы наводят последний блеск на доспехи своих господ, оружейники всюду точат мечи и топоры, хотя по правилам вроде бы положено сражаться только затупленным оружием. Хотя, возможно, эти мечи и топоры не для турнира. А так, на случай.
Я сказал подбадривающе:
– Сэр Смит, вам неслыханно повезло.
Он спросил тупо, но с надеждой:
– В чем?
– Цена оружия, – объяснил я, – всегда в прямой пропорции от расстояния, на которое его надо везти для ремонта. А ваш меч можно ремонтировать везде!
Он задумался, на лице отразились тяжкие усилия понять сказанное, ибо брякнул я что-то в его пользу, теперь понять бы, а я проговорил еще оптимистичнее:
– Жизнь – сложная штука. Сделать сложную простой может только меч. У вас он есть! Так что же еще надо? Вы – счастливый человек, сэр Смит.
Пес посмотрел на Смита и помахал хвостом. Ноздри подергивались, улавливая запахи со стороны кухни. Похлебкой из баранины пахнет на весь двор, накатывают мощные ароматы жареного мяса с луком и чесноком, тонкой струей вонзается запах печеных рябчиков в остром соусе, а внизу стелется почти зримая волна из тяжелых ароматов печеной рыбы, раков и ящериц.
Смит сказал нетерпеливо:
– Пока я не завтракал, я ничего не соображаю! Сэр Ричард…
– Идем-идем, – успокоил я.
Пес помчался через двор и остановился на ступеньках, пугая народ и оглядываясь с нетерпением, подгоняя нас взглядом. Глаза снова добрые, теплые, коричневые, но люди смотрят не в глаза, а на могучую стать, сразу чувствуют, что эта собачка одним ударом лапы переломит быку хребет, такой лучше не попадаться и в глаза не смотреть.
Мы подходили к распахнутым дверям, когда сзади донесся задыхающийся вопль:
– Брат паладин!
Смит поморщился, я сказал быстро:
– Сэр Смит, вы меня очень обяжете, если закажете и на мою долю что-нить не очень тяжелое. Утку не надо, слишком жирная, а вот рябчиков… И моего песика с собой возьмите, нечего ему умные речи слушать, а то монахом станет. Бобик, иди с сэром Смитом! Иди-иди, питайся…
С Кадфаэлем двигаются, как серые призраки, почти плывут над утоптанной землей трое монахов. Самого Кадфаэля я не сразу признал под опущенным на глаза капюшоном. Он спешил, спотыкался, широкие рукава сутаны реяли по воздуху, словно пытался взлететь.
– Брат паладин, – воскликнул он, запыхавшись, – брат паладин… Вы хорошо провели ночь? Как чувствует себя ваша милая собачка?