Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — ландлорд
Я гордо выпрямился.
— Герой должен выделяться среди простых, как гусь среди уток. Сейчас по дорогам бродят толпы меднолобых придурков, что гордо называют себя Темными. Ну там Темными Паладинами... ха-ха, как будто паладин может быть темным, Темными Князьями, Темными Крестоносцами и даже темными ангелами. Как-то встретил даже дурака, что назвался Темным Иисусом!.. Среди придурков очень модно быть вроде бы на стороне Зла, они так чувствуют себя значительнее. Ну а я, сразу видно, не придурок...
Он оглядел меня с сомнением, вгляделся в самодовольную физиономию, я уж постарался надуть щеки, вздохнул и развел руками.
— Ну что ж, добро пожаловать, сэр Светлый.
— Да уж, — согласился я великодушно, — пожалую. Мало не покажется.
— Идите за мной, сэр.
— Почему это? — спросил я подозрительно. — У вас какой левел... тьфу, титул?
Он ответил суховато, но поклонился:
— Я обхожусь без титула, сэр Светлый. Но это не мешает мне хорошо охранять замок. Если хотите, пойду сзади, но только придется подсказывать вашей доблести, сворачивать ли вправо, влево, снова вправо...
Я поморщился.
— Ты еще про зюйд-зюйд-вест скажи! Ладно, иди сзади, но не слишком отставай. А то дух от тебя какой-то... Будто тухлой рыбы сожрал целое корыто. Живот, небось, вздуло?
— Налево, сэр.
— Налево, это хорошо, — рассуждал я. — Это понятно. Почти как сено-солома. Эй, ты куда?
Он огрызнулся:
— Нужно обойти замок. А там можно и по прямой... Сэр Светлый, вы по прямой ходить не пробовали?
— Пробовал, — ответил я сокрушенно. — Но кто прямо ездит — дома не ночует.
— Давно не были дома?
— С детства, — ответил я. — Как вот сел на коня и выехал из дому...
— Сюда, сэр Светлый... Кстати, а почему у вас конь черный? Да и собачка?
— Они белые и пушистые, — пояснил я, — глубоко внутри. Но чаще бывает наоборот: весь в белом, а душа черная, как закопченный котел в аду...
Он хмыкнул, взглянул на меня внимательнее, но я иду с тем же самодовольно-глупым видом, без всякой искорки интеллекта, и Саксон наверняка решил, что если умная мысль и забрела в мою глупую голову, то увидела сама, что совершила глупость, и тут же со стыда удавилась.
Мы обогнули массивное здание замка, на той стороне двора к внешней стене прилеплена маленькая часовня. Не запущенная, как я ожидал, все-таки Барбаросса говорил о засилье Тьмы в этих краях, но и не процветающая.
Саксон подобрался, лицо торжественное, словно предстанет перед божественным императором, я ощутил укол тревоги. Если хозяйка к тому же еще и религиозна, то с фанатичкой справиться будет куда труднее...
Саксон бросил мне строго:
— Подождите здесь.
— Жду, — ответил я снисходительно.
Он поморщился, но ничего не сказал, осторожно приоткрыл дверь, сунул туда голову. Я не расслышал, что он спросил, но через несколько мгновений повернулся ко мне.
— Можете войти. Леди заканчивает молитву.
Я подождал, пока он вынужденно распахнет для меня дверь шире, лишь тогда, даже не поблагодарив его кивком, вошел, громко топая.
Часть 2
Глава 1
Часовня маленькая, скудно обставлена, темно, И только горят свечи перед распятием. Женщина на коленях молится перед алтарем, слова произносит настолько тихо, что я едва услышал ее шепот. Со спины трудно определить что-то, но на первый взгляд показалась моложавой и гибкой. Длинное платье скрывает ноги, видны только высокие каблуки туфель, но тонкая ткань обрисовала ноги достаточно четко. Я вдруг поймал себя на мысли, что ноги вообще-то хороши, хороши... И еще одно видение промелькнуло перед мысленным взором, слишком скабрезное, чтобы выговорить вслух, но я еще тот паладин, служитель церкви, так что я вполне могу и вслух.
Наконец она осенила лоб крестным знамением, я вздохнул, а женщина неторопливо поднялась и повернулась в мою сторону. Дыхание остановилось в моей груди: чистое нежное лицо безукоризненно, а огромные синие глаза взглянули на меня так, что тихая дрожь пробрала меня до пят. Сколько же ей лет, мелькнуло ошарашенное. Барбаросса сказал, то она вдова и что у нее десятилетняя дочь... Ах, здесь же выдают замуж с четырнадцати лет, так что сейчас ей наверняка , где-то в районе двадцати пяти...
Длинные четко очерченные брови придают ее лицу слегка удивленное выражение, глаза чистые и невинные, а пунцовые губы, слишком нежные и пухлые, чем-то напоминают и спелую черешню, и лепестки дивных цветов. Я поймал себя на том, что смотрю на эти губы и уже почти чувствую их нежность и теплоту.
Она неожиданно улыбнулась, сердце мое подпрыгнуло и тут же рухнуло в пропасть. Синие глаза приобрели фиолетовый оттенок, такие бывают только у колдуний, на щеках появились крохотные ямочки, как у ребенка.
— Светлый Рыцарь, — проговорила она в задумчивости. — Я представляла вас несколько иначе...
Я удивился.
— Слухи обо мне, замечательном, докатились и в этот медвежачьий угол?
Не отвечая, она рассматривала меня спокойно и внимательно.
— Вы и есть тот самый, — наконец спросила она тихим приятным голосом, — который сразил Прозрачника, освободил из рук разбойников захваченных женщин и перебил гарпий?
Я поклонился и ответил несколько неуклюже:
— Слухи преувеличены, моя леди. Прозрачника убил сэр Растер, я ему чуть помог. А что, он добрался до этих краев?
— Вчера прибыл, — ответила она. — И долго рассказывал о вас... Сейчас он с нашими рыцарями на охоте.
— Представляю, — буркнул я, — что наговорил!
— Только хорошее, — заверила она.
— Да знаю, — отмахнулся я. — Разве обо мне, замечательном, можно говорить что-то другое? Но я такой скромный, такой скромный, что эти постоянные восхваления моей доблести меня всегда смущают...
— И вашей скромности, — ввернула она.
— И моей непомерной скромности, — согласился я. — Но, надеюсь, когда-нибудь до этих медвежачьих краев докатится моя настоящая слава!
Она смотрела в мое лицо внимательно, в глазах мелькнула нерешительность, словно сомневалась, тот ли это светлый рыцарь на белом коне, что посещает ее сны.
— Вы должны быть великим воином, — заметила она.
— С какой стати? — возразил я. — Я человек мирный. И очень не воинственный.
— Но вы на полголовы выше любого из моих рыцарей, — сообщила она, не сводя с меня околдовывающего взгляда. — У вас длинные руки и прекрасные доспехи. А то, что обходитесь без оруженосцев и слуг, говорит лишь о вашей силе и мужестве.
Я снова поклонился.
— Спасибо, моя леди. Вы второй человек, который считает это доблестью, а не предельной... э-э... нищетой.
Она мягко улыбнулась.
— Вот как? А кто же первый?
Я с достоинством поклонился.
