Александр Прозоров - Слово воина
Знакомый со здешними местами, Глеб Микитич даже в потемках без труда нашел постоялый двор, в котором поздним гостям выделили самовар сбитеня и припорошенный сеном топчан на троих – сам купец ночевал где-то в более комфортном месте. Поутру, хлебнув сбитеня и закусив расстегаем – большой ватрушкой с грибами и репой, – путники вброд перешли Мету, оказавшуюся здесь не очень-то и глубокой, и повернули вместе с дорогой к Опеченскому посаду, огибая некую непроходимую Лимандрову вязь.
Посад они миновали, даже не спешившись: всего полтора часа пути от Боровичей – рано отдыхать. Правда, потом началась новая гать, но только на две версты, после чего дорога выбралась на возвышенность, и путники, дыша полной грудью, поскакали через пахнущие свежей смолой сосновые боры, иногда перемежающиеся березовыми рощами. Ближе к полудню впереди открылась новая река – метров пяти шириной, темная, торфяная.
– Вот и Уверь, – тяжело вздохнул купец. – Приехали. Туда, выше по реке, деревня Мошенники, они с неопытных путников за перевод по броду куну берут. А дальше уже Меглинские земли. Я ранее ночевал там у озера. В Крепужихе товарищ у меня жил, у него завсегда и останавливался. Один переход оттуда до Железного Устюга. А ноне и не знаю, что делать…
– Петуха-то не съели еще?
– Да здесь он, ведун, никуда не делся, – похлопал по клетке толстяк.
– Тогда ищем брод – и вперед, – предложил Середин.
– Чего его искать? Уверь в любом месте перейти можно, токмо дна в воде не видно. Потому и Мошенники. Я мыслю, может, здесь заночуем? Завтра за день Меглинские земли пересечем, а там и до Устюга недалеко.
– Ночью василиска бояться ни к чему, он не оборотень, не ночница. Ему жертву видеть нужно, – пояснил Олег. – Опять же, петух, если ночью в тишине кто-то подкрасться попробует, обязательно закричит. А василиски этих криков боятся. Ну, значит, реку прямо тут переехать можно?
За три дня пути ведун уже успел несколько свыкнуться со скакуном, а потому довольно уверенно пнул пятками его бока, одновременно натягивая левый повод; когда же гнедой повернулся к воде, пнул его еще раз. Конь фыркнул, ступил в реку, медленно, словно прощупывая дно, зашагал вперед, а когда до противоположного берега оставалось всего метра два, неожиданно всхрапнул, пару раз скакнул вперед и выбрался на поросший сочной зеленой травой откос.
– Вот видишь, как все просто, – потрепал его по шее Олег. – Прыг-скок, и мы уже во владениях василиска.
Первые впечатления от «владений василиска» оказались сугубо положительные: берег повыше, дорога посуше. Стрекозы порхают, кузнечики стрекочут.
– Подклинье скоро, – тихо сообщил купец. – Два двора о прошлом годе было. Там и узнаем, как оно…
Как обычно, близость селения обозначилась широкими прогалинами среди лесов – лугами с уже сметанными на них стогами, длинными черными грядками, украшенными огромными лопухами капусты и бордовыми листьями свеклы, обширным садом, в котором росли вперемежку яблони, сливы, вишни, а между ними – мощные кусты смородины. И уже за овальными кронами фруктовых деревьев открылась сама деревня.
В первый миг Середину показалось, что на взгорке, обнесенный изгородью в три жерди, стоит один дом, но рядом с зеркалом. Два двора соприкасались плотным плетнем из ивовых прутьев, в каждом стояло аккурат напротив друг друга по два сарая, по одной «черной» бане – а что еще могут означать мочалки и веники у входа? – по высокой, в два этажа, избе, по два окна на стену, у каждой имелось крытое крылечко в две ступени. В каждом дворе гуляло по два десятка кур – конечно же, примерно, точными подсчетами Олег не занимался, – в каждом рылось в утоптанной земле по четыре одинаковых поросенка с пуд весом. Вот только колодец был один – но и тот вынесен за дорогу, чтобы не нарушать сбалансированного равновесия.
Залаяли на приближающихся путников собаки, выкатились навстречу, звонко тявкая, четыре мохнатых глазастых клубка, одновременно открылись двери. Однако на одном крыльце появилась женщина в повойнике, в рубахе и темной юбке, а на другом – одетая в полотняный сарафан с красными и зелеными цветами девица, потому как с непокрытыми волосами. Через плечо вперед была перекинута главная ее красота – толстая длинная коса с вплетенными атласными ленточками.
– Мир вашему дому, хозяюшки, – придержав коня, поклонился купец. – Как живется-можется?
– А по-разному, гость дорогой, – кивнула женщина. – Когда густо, когда пусто. Вы куда путь держите, откуда? Может, в гости зайдете, хлебушка нашего переломите?
– Спасибо, хозяюшка, путь долог, а времени мало…
Однако в этот момент скрывшаяся в доме в начале разговора девушка вновь появилась, неся в руках большой ковш, до краев полный пенистым желтым напитком. Спустилась с крыльца, вышла со двора, протянула его купцу:
– Испейте с дороги, гости дорогие…
Перед этим обращением Глеб Микитич не устоял, спешился, принял ковш. Воины последовали его примеру, за ними следом спрыгнул и Середин.
– Спасибо тебе, красна девица, – изрядно отпив, передал ковш своим слугам толстяк. – Хорош квасок, ядреный. Сама делала?
– Я что? – пожала плечами девушка. – Какая репа уродилась, такой и квас.
– А хорошо уродилась?
– Нынче хорошо растет, – присоединилась к разговору вышедшая со двора женщина. – А о прошлом годе помокло все. Хлеб, репа, свекла – ничего не было. Одна капуста наросла. Всю зиму пришлось одними грибами да мясом с капустой жить.
– Свое мясцо-то? – навострил уши Середин. – А то слухи дурные ходят, будто лихо у вас тут объявилось.
– Да больше в лесу мужики наши ловили, – признала хозяйка. – Но ныне зверь ушел. Коли опять беда с урожаем случится, прямо и не знаю, что делать. Уходить-то не хочется. Сад, вон, только поднялся. Отстроились, печь белую всего три года назад сложили.
– Так плохо?
Хозяйка тяжело вздохнула, помолчала. Потом, покачав головой, сказала:
– С Зыкулино и Захарькино который месяц никаких вестей. Из Валковой Горки полгода назад все три семьи разом уехали. Мимо нас проезжали, в тверские земли подались.
– А в Крепужихе как? – поинтересовался купец.
– Неведомо, – пожала плечами женщина. – Никто не ездит давно… И вы бы не ездили тем путем. Ужели дорог мало на Руси?
Квас наконец дошел и до Середина. Он допил сладко-едкий напиток, напоминающий сок редьки с медом, только не такой концентрированный, а потому не противный и даже немного взбадривающий. Протянул опустевший корец девушке, заглянул в темно-серые глаза:
– Как тебя зовут-то, красавица?
– Велора… – неожиданно засмущалась девица и, вместо того, чтобы забрать посудину, принялась теребить ленту в своей косе.
