Ольга Громыко - Год Крысы. Путница.
— Это особое, — возмутился молец, сверкая выкаченными глазами. — Не знамение, а повеление! Богиня Хольга избрала меня своим светочем, указующим путь во тьме людских прегрешений!
«Как путничьей крысой, что ли?» — завертелось на языке у головы, но так с него и не сошло. Ну его — полоумного злить!
— Отправила Она меня в мир, — продолжал молец, упиваясь собственной значимостью, — дабы нес я людям Ее слова, как пастырь в ночи бубенец перед овечьим стадом, отводя его от пропасти и волчьего леса!
Цыка с Михом переглянулись и сдавленно заперхали. В хуторском стаде бубенец вешали на столь же бородатого поводыря, который хоть и поумней овец будет, но, как ни крути, козел.
«Ну и слава Хольге, — с облегчением подумал голова. — Сама нас от этого помешанного избавила. Завтра же письмо наместнику настрочу…»
— Стой, кто идет? — лениво окрикнул стражник.
Мих рывком натянул поводья, и корова так же резко встала. Раздался оглушительный треск (стражники аж подскочили, выхватывая мечи из ножен), и телега просела на задок, раскорячив колеса. Батраки судорожно уцепились за борта, молец, не успев, повалился на спину, задрав тощие ноги.
— Вот напасть, — растерянно пробормотал голова, — сломалась! И с чего бы это?!
* * *Альк был непривычно тих и задумчив. Сидел, сгорбившись над столом, и покручивал между ладонями дымящуюся кружку. Ладони грелись, молоко стыло.
— О чем вы говорили? — неожиданно спросил он, покосившись на Рыску.
— С кем? — растерялась девушка.
— С моим наставником. Прошлым вечером, возле «Очага».
— Ты видел? — Рыска съежилась, как щенок, застуканный с изжеванным хозяйским лаптем.
Саврянин презрительно искривил губы:
— Я знаю, что он за нами идет. И заметил, какая ты вернулась с улицы. Щеки красные, взгляд виноватый, постоянно оглядываешься, будто боишься, что за тобой кто-то увязался.
— Но ведь ты…
— Я же говорил: я быстро трезвею. И плохо пьянею. Так чего он тебе наговорил?
Рыска сбивчиво, постоянно опасаясь вспышки гнева, пересказала разговор с путником. Жар тоже с интересом прислушивался.
— Ага. — Альк отхлебнул молока, поморщился. Он с детства его терпеть не мог, но от простуды первейшее средство.
— И все? — не поверила девушка.
— Рыска, вот скажи, я дурак?
— Вообще — или в каком-то случае? — осторожно уточнила девушка.
— Давай я скажу! — с готовностью предложил Жар.
— Вообще, — проигнорировал его Альк.
— Если бы ты не признался, что он твой наставник, я бы сама догадалась, — проворчала Рыска себе под нос. У обоих вопросы, как ловушки посреди звериной тропы: и свернуть некуда, и подвоха вроде не видать, а со шкурой уже можно прощаться.
— Чего? — не расслышал саврянин, делая длинный — чтобы разом разделаться с этой пакостью — глоток.
— Нет, ты не дурак, — устало повысила голос девушка. — Ну и?
— Только дурак может убить кулаком корову, на которой ему еще ехать не меньше недели.
— Это ты к чему? — совсем запуталась Рыска.
— К тому, что моя злость ничего не изменит. А значит, нечего тратить на нее силы и коров.
Девушка чуть не выронила кружку от такого заявленьица.
— Совсем недавно тебя это не смущало!
— А я с тех пор еще больше поумнел, — криво ухмыльнулся Альк.
— Да, тебя по голове вчера хорошо-о-о приложили, — снова влез Жар. — Чудо, что не помер.
Саврянин поежился, потрогал ладонью — только почему-то не голову, а живот.
— Помер.
— Какой-то ты слишком прожорливый для беспокойника, — ехидно заметил вор, подчищая последним кусочком картошки плошку из-под масла.
— Ну умер бы, если б не превратился, — поправился Альк.
— И как?
— Страшно, — честно сказал саврянин.
— Грозная Хольга, злорадствующий Саший и все такое?
— Если бы. Там вообще ничего нет. Темнота — и все. — Альк мрачно уставился в опустевшую кружку.
— Откуда ты знаешь? — беспечно возразил Жар. — Ты ж все-таки не умер.
— Может, надо было еще немножко подождать? — поддержала его Рыска. — Зачем Богине открывать тебе Дверь, если ты не собирался в нее входить?
— Проверять мне что-то не захотелось, — огрызнулся Альк и встал, демонстративно обрывая разговор.
Пол в избе был дощатый, чисто выметенный, но его полезной для спины твердости Жар не оценил и, заглянув на печь, сволок с нее тулуп и шапку из неопределенно-бурого меха.
— Надо разрешения спросить… — заикнулась было Рыска, но тут из шапки выпорхнуло такое облако моли, что вор, не ожидавший нападения, с возгласом ужаса ее отбросил.
— Ты еще тулуп встряхни — может, мыши побегут, — посоветовал Альк.
Мыши не мыши, а пара тараканов по полу шмыгнула.
Разобравшись с постелью, Жар дунул на лучину, и в избе стало темно, как в захлопнутом сундуке. Вор на ощупь (ощупь слева с готовностью подвинулась, ощупь справа пнула его в ответ не то локтем, не то коленом) нашел свое место на полу и, как всегда, мгновенно уснул. Рыска ему жутко завидовала. У нее так легко провалиться в сон не получалось, хотя голова уже гудела как колокол, а в глаза словно песку насыпали.
Альк тоже не мог заснуть, но по другой, более обыденной причине.
— Кончай рыдать над своей загубленной судьбой! — не выдержал он.
— Я не рыдаю, — виновато прошептала Рыска, в очередной раз шмыгнув носом. — Я, кажется, простыла… и горло что-то саднит… хоть бы не разболеться к утру.
Альк рычаще выдохнул, и наступила тишина. Но девушку не покидало ощущение, что саврянин, приподнявшись на локте, продолжает на нее глядеть и о чем-то размышлять.
— Хочешь, подправлю дорожку? — Голос у видуна был странный, слегка напряженный, словно он сам не слишком верил в то, что предлагал.
— Какую? — Рыска тоже привстала, пытаясь разглядеть Алька, но к такой тьме и кошка не сумела бы приспособиться. Единственное окошко было наглухо закрыто ставнями.
— Твою. Чтоб не разболелась.
— А ты это можешь? Без крысы?
— Ты ж с лисой как-то справилась.
— Ну…
— «Именно что как-то!»
— Ты молодая здоровая девка, твои шансы заболеть пятьдесят на пятьдесят…
— Целых пятьдесят?! — испуганно перебила Рыска.
— Половина на половину, дур… очка! — в последний момент смягчил приговор Альк, что говорило о крайней заинтересованности в Рыскином согласии.
— А-а-а, — немного успокоилась девушка. Она-то уже успела вообразить, что утром проснется с воспалением легких и Хольга знает еще чего!
— Видун тоже может менять дороги, если вероятность достаточно высока: один к трем, один к пяти… Или хотя бы повысить шансы на нужный ему исход. Мой наставник как-то один к двенадцати повернул, — завистливо сообщил Альк.
