Убийца Войн - Сандерсон Брендон

Сири вздохнула, посмотрев в сторону – на человека, поднявшегося в ее ложу. На Синепалого. Его руки были испачканы чернилами, и он по привычке и на ходу черкал в гроссбухе. Синепалый поднял глаза на Бога-короля, кивнул себе и сделал очередную пометку.

– Я вижу, что его бессмертное величество заняло трон, а вы, Сосуд, явлены правильно.

– Явлена?

– Конечно, – сказал Синепалый. – Это главная цель вашего сегодняшнего визита. У возвращенных не было возможности вас рассмотреть по прибытии.

Сири поерзала, стараясь сохранить достоинство.

– Не лучше ли им уделить внимание жрецам там, внизу? Вместо того, чтобы изучать меня.

– Наверное, – согласился Синепалый, не отрываясь от гроссбуха. – По моему опыту, они редко отвечают ожиданиям.

Он не выказывал к ним особого почтения.

Сири замолчала, размышляя. Синепалый так и не объяснил своего странного ночного предупреждения. «Не все во дворце таково, каким кажется».

– Синепалый, – заговорила она, – ночью вы сказали мне одну вещь… Что…

Он сделал большие глаза и мгновенно срезал ее взглядом. Затем вернулся к гроссбуху. Мысль была очевидна: не сейчас.

Сири вздохнула, борясь с желанием отпустить вожжи. Внизу жрецы, одетые в разноцветные наряды и стоявшие на низких помостах, неистово спорили, не обращая внимания на моросящий дождь. Она слышала, как они орут, но мало что из их гвалта имело для нее смысл, – похоже, обсуждалась и порицалась городская канализация.

– Синепалый, они и правда боги? – спросила Сири.

Писец замялся, затем наконец оторвался от гроссбуха.

– Возвращенные, – уточнила она. – Вы правда считаете их божественными? Они могут предсказывать будущее?

– Я… сомневаюсь, Сосуд, что спрашивать нужно меня. Позвольте мне позвать жреца, он вам ответит. Только дайте мне…

– Нет, – оборвала его Сири. – Жрец ни к чему – мне нужно мнение своего, человека обычного, такого как вы. Типичного приверженца.

Синепалый помрачнел:

– Прошу извинить, Сосуд, но я не приверженец возвращенных.

– Но вы служите во дворце.

– А вы в нем живете, Сосуд, однако мы оба не поклоняемся Радужным тонам. Вы – из Идриса. Я – из Пан-Каля.

– Пан-Каль – тот же Халландрен.

Синепалый вскинул брови, поджимая губы.

– Вообще-то, Сосуд, он совершенно другой.

– Но вами правит Бог-король.

– Мы можем принимать его как короля, не поклоняясь, как богу, – ответил Синепалый. – Это одна из причин, по которой я не жрец, а эконом.

«Его одежда, – подумала Сири. – Вот почему он постоянно ходит в коричневом». Она повернулась и глянула вниз – на жрецов, толпившихся на помостах. Каждый был облачен в наряд особой цветовой гаммы, означавшей, по ее догадке, служение тому или иному возвращенному.

– Так что же вы о них думаете?

– Хорошие люди, – сказал Синепалый, – но введенные в заблуждение. Как, мне сдается, немного и вы, Сосуд.

Сири взглянула на него. Он же вновь занялся бумагами. Он был не из легких собеседников.

– Но чем вы объясняете сияние Бога-короля?

– Биохромой, – ответил Синепалый, продолжая царапать в гроссбухе. Похоже, вопросы не вызывали у него раздражения. Он, очевидно, привык к помехам.

– Но остальные возвращенные не разлагают белое?

– Нет, – сказал Синепалый, – они и правда этого не делают. Хотя у них нет и такой уймы дохов, как у него.

– Значит, он все же другой, – определилась Сири. – Он родился с таким количеством?

– Вовсе нет, Сосуд. Могущество Бога-короля не происходит от биохромы, унаследованной по возвращении. В этом смысле он не отличается от других. Однако он владеет еще кое-чем. Это называется «светом мира». Забавное определение для кладезя дохов, который насчитывает десятки тысяч.

«Десятки тысяч?» – поразилась Сири.

– Так много?

Синепалый отрешенно кивнул.

– Говорят, Бог-король – единственный, кто достиг десятого повышения. Вот что преломляет вокруг него свет и наделяет другими способностями. Например, отменять команды безжизненным или пробуждать предметы устно, не прикасаясь к ним. Дело не столько в божественности, сколько в хранении многих дохов.

– Но где он их взял?

– Большинство изначально припас Миродатель Благословенный, – ответил Синепалый. – На Панвойне он собрал тысячи дохов. Он передал их первому Богу-королю Халландрена. Это наследство веками переходило от отца к сыну и умножалось, поскольку один раз в неделю каждый Бог-король получает два доха, а не один, как другие возвращенные.

– Однако, – произнесла Сири, садясь в кресло и чувствуя себя разочарованной.

Сьюзброн не был богом – всего-навсего человеком с ненормально большой биохромой.

Но… что же сами возвращенные? Сири снова скрестила руки, по-прежнему озадаченная. Ей никогда не предлагали объективно взглянуть на предмет своей веры. Остр был просто… ладно, богом. Когда говорили о боге, вопросов не задавали. Возвращенные же являлись не собственно божествами, а узурпаторами, изгнавшими приверженцев Остра из Халландрена.

И все же они были не настолько сильны. Как вышло, что королевский род лишили Халландрена? Сири знала официальную идрийскую версию: королевские особы не поддержали конфликты, которые привели к Панвойне. За это народ против них восстал. Бунт возглавил Калад Узурпатор.

Калад. Хотя Сири и прогуляла большинство занятий, даже она знала об этом человеке. Именно он вверг халландренцев в ересь создания безжизненных. Он собрал могучее войско невиданных тварей. В преданиях говорилось, что безжизненные Калада были опаснее, новее и диковиннее. Они внушали ужас и жаждали разрушать. В итоге его победил Миродатель, который прекратил Панвойну дипломатическим путем.

Предания гласили, что полчища Калада все еще где-то бродят. Выжидают момент, чтобы нахлынуть снова и насадить хаос. Сири понимала: это всего лишь легенда, рассказанная у очага, но думала о ней с неизменным содроганием.

Как бы то ни было, а Миродатель захватил власть и остановил Панвойну. Однако он не вернул Халландрен его законным правителям. В Идрисе говорили об обмане и предательстве. Монахи твердили о ересях, которые слишком глубоко укоренились в Халландрене.

Халландренцы, конечно, оценивали события по-своему. Сири недоумевала, наблюдая за возвращенными в ложах. Положение в Халландрене было вовсе не так ужасно, как ее приучили считать.

Вивенну трясло от пестрой толпы вокруг.

«Здесь даже хуже, чем говорили учителя», – сочла она, ежась. Парлин, похоже, уже освоился в толчее. Он сосредоточился на жрецах, споривших на арене.

Вивенна так и не решила, как назвать хранимый ею дох – чудом или кошмаром. Постепенно она пришла к заключению: он ужасен как раз потому, что прекрасен. Чем больше народа толпилось вокруг, тем глубже изнуряло ее их восприятие, усиленное дохом. Конечно, если бы Парлин мог разобраться в палитре, он не глазел бы на костюмы так тупо. Умей он чувствовать людей, получил бы такой же нокаут и был бы не в силах вздохнуть.

«Достаточно, – подумала Вивенна. – Я повидала Сири и знаю, что с ней сделали. Пора уходить». Она повернулась. И застыла.

Двумя рядами дальше стоял человек, смотревший аккурат на нее. В другом случае она не обратила бы на него внимания. Он был в истрепанной бурой одежде, местами в дырах. Его просторные штаны подпоясывала простая бечевка. На лице красовалась не то уже борода, не то еще щетина. Неухоженные волосы доходили до плеч.

Вокруг же себя он создал яркий цветной пузырь, говорящий о пятом повышении, не меньше. Он вперился в нее взглядом, встретился глазами, и у нее возникло внезапное и полное паники чувство, что он доподлинно знал ее личность.

Она отшатнулась, споткнувшись. Незнакомец не сводил с нее глаз. Он шевельнулся, откинул плащ и показал притороченный к ремню здоровый меч с черным эфесом. В Халландрене редко носили оружие. Но этому типу было, похоже, наплевать. Как он пронес такую штуковину во двор? Люди широко расступились вокруг него, и Вивенна могла поклясться: она нечто уловила в мече. Тот будто затенял цвета. Углублял их. Превращал бежевое в бурое, красное – в багровое, голубое – в ультрамарин. Как будто обладал собственной биохромой…