Свидетель Мертвых - Эддисон Кэтрин

– Отала Келехар, – с поклоном приветствовала она меня. – Наше имя Варленин. Амал’отала назначил нас свидетелем, который должен удостовериться в том, что вы прошли испытание.

– Но, разумеется, его святейшество не имел в виду, что вы должны нас сопровождать, – немного испугавшись, предположил я.

– Нет, конечно. Это вам, – она указала на стол, где кто-то весьма предусмотрительно оставил холодного цыпленка и хлеб на закваске, щедро намазанный маслом. Этого было более чем достаточно, чтобы поужинать. – Наша задача – ждать у ворот ограды Холма Оборотней с ключом. Там только одна калитка.

Я быстро поел и выпил две чашки воды из-под крана.

– Нам очень жаль, что вам предстоит провести долгую ночь под открытым небом, – обратился я к канонику Варленин, надевая ботинки.

Он была слишком хорошо воспитана, чтобы пожать плечами, и слишком хорошо вышколена, чтобы улыбнуться. Служительница сказала:

– Это не имеет значения. Пожалуйста, следуйте за мной. Амал’отала желает, чтобы ваше испытание началось с восходом луны.

Я пошел следом за ней через Амаломейре. Разговоры многочисленных каноников, послушников и прелатов напоминали гудение пчелиного улья. Спуск с вершины Пика Осрейан оказался еще хуже подъема, потому что было труднее не смотреть вниз, в головокружительную бездну. Я мрачно смотрел в спину служительнице Варленин и все-таки не поскользнулся, хотя в выемках ступеней стояли лужи. Видимо, прошел сильный дождь, но я был так глубоко внутри горы, что даже не слышал его.

Мы сели в другую двуколку, на этот раз с эмблемами Амал’оталы на дверцах, и богатый экипаж понесся по улицам города. Холм Оборотней высился над северной частью района Верен’мало, и я не был уверен, что мы успеем добраться туда до восхода луны. Однако кучер, всякий раз выбиравший наименее загруженные дороги и обладавший неким сверхъестественным чутьем, которое позволяло ему избегать дорожных заторов, доставил нас к воротам прежде, чем над горизонтом появился бледный лунный диск.

Каноник Варленин выбралась из двуколки вместе со мной и отперла калитку.

– Мы будем ждать здесь, – сказала она. – Амал’отала приказал нам открыть ворота на рассвете.

– Хорошо, – вежливо ответил я, стараясь, чтобы голос звучал менее мрачно. Каноник Варленин не была виновата в том, что я оказался в такой ситуации. – Подождите. Позвольте, мы оставим это вам.

Я снял парадный сюртук. Он был слишком дорогим, чтобы взбираться в нем на высокую горную вершину среди ночи.

– Конечно, – кивнула каноник Варленин, взяла сюртук, аккуратно сложила его и перекинула через руку.

Я вошел на огороженную территорию, и служительница заперла за мной калитку.

– Удачи вам, отала, – прошептала она так тихо, чтобы мы оба смогли притвориться, будто она этого не делала.

Вокруг Холма Оборотней раскинулся красивый и ухоженный общественный парк. Несмотря на дурную славу, Сады Оборотней были популярным местом отдыха, хотя гуляющие старались приходить парами и покидали парк задолго до заката.

Меня пробрала дрожь, и я пожалел о том, что у меня нет при себе жуткого желтого сюртука.

Амал’отала сказал, что мне следует подняться на вершину холма, и я знал: там до сих пор стоит древний храм Улиса, улимейре, вокруг которого когда-то хоронили солдат Военного Вождя Амало. Говорили, что именно эти воины и были ходячими мертвецами, но ни одна история не объясняла, почему они не смогли найти покоя в могилах.

Почти полная луна давала достаточно света, по крайней мере на аллеях. Моей первой задачей было найти тропу, ведущую на вершину холма. Я шагал по широким дорожкам, отыскивая просвет в живых изгородях, которые окружали холм подобно укреплениям. Сначала мне показалось, что прохода нет и что мне придется продираться через густые кусты, но внезапно мой взгляд привлекла игра теней, и я заметил тропу. Садовники постарались сделать ее доступной для верующих, идущих в Улимейре Оборотней, поскольку преграждать путь паломникам было противозаконно. Но в то же время они искусно замаскировали тропу от случайных прохожих. Я проскользнул в просвет и начал подниматься на холм.

Древняя тропа, вымощенная плоскими камнями, часто петляла, но я поборол желание срезать путь, даже на тех участках, где это казалось целесообразным. Я преодолел половину подъема, когда мне встретился первый призрак.

В реальной жизни призраки попадаются не так часто, как пытаются убедить нас народные поверья и авторы романов. На самом деле призраки умерших, которых могут видеть не только священники, но и миряне, встречаются крайне редко; лично я никогда не встречал ни одного, хотя мне несколько раз приходилось видеть духов, бродящих по земле. Но это был не дух, а именно призрак. Я сразу его узнал и никогда бы не спутал с чем-то другим.

Судя по всему, это был призрак мужчины, погибшего на войне. Он был с ног до головы залит кровью и одет в кожаный килт древних воинов Амало. Шагая по тропе мне навстречу, он смотрел на свои окровавленные руки и беззвучно кричал. Я сошел с тропы, понимая, что мне очень не хочется, чтобы он ко мне прикасался. Такого чувства по отношению к мертвым я никогда еще не испытывал. Ни разу в жизни.

Он прошел мимо, не заметив меня; а я сказал себе, что ночь еще только начинается, поэтому рано впадать в истерику, и продолжил путь.

Следующий призрак скрючился посреди тропы. Он тоже был весь в крови, потому что его внутренности вываливались из страшной раны на животе, несмотря на отчаянные попытки воина удержать их руками. Вероятно, он тоже беззвучно кричал; я не видел его лица. Хотя призрак был занят собой, я осторожно обошел его, содрогаясь от страха при мысли о том, что он вот-вот протянет руку и схватит меня за щиколотку. Я не знал, может ли он видеть меня или чувствовать мое присутствие, – мне никогда не приходило в голову задать кому бы то ни было этот вопрос.

Третий и четвертый призраки встретились мне в роще, справа от тропы. Они сражались, нанося друг другу страшные удары короткими мечами. Оба истекали кровью, но словно бы не замечали этого; на их лицах я не видел ничего, кроме ненависти, их черты искажал звериный оскал, который делал их похожими на близнецов.

Я благополучно миновал их, но тут же столкнулся еще с двумя: солдат тащил по земле прелата Улиса. Воин выглядел точно так же, как и те, которых я видел недавно, но я понял, что это враг; он с силой вцепился в волосы прелата и волок его по тропе, словно непослушного осла. Прелат падал на колени, поднимался, тщетно умолял воина о милосердии – я видел отчаянное выражение его лица, видел, как шевелились его губы, хотя не слышал слов. Я замер от ужаса, и солдат с пленником прошли прямо сквозь меня.

Спотыкаясь, я сошел с тропы в кусты, и меня вырвало. Я посидел на земле, хватая воздух ртом, потом вытер лицо носовым платком и поднялся на ноги. Мне потребовалось сделать над собой гигантское усилие, чтобы снова выйти на дорогу. Сердце стучало в груди как молот.

Но призраков на тропинке не было.

Я двинулся дальше, ступая медленно и осторожно, словно земля могла разверзнуться под ногами и поглотить меня. Я понимал, что веду себя глупо, но просто не мог идти как ни в чем не бывало, словно вокруг не было никаких привидений. В любом случае, мрачно говорил я себе, торопиться некуда, у меня впереди целая ночь.

Я миновал два витка серпантина и очутился у подножия лестницы, вырубленной в каменном склоне. Лестница была очень крутой, а ступени – узкими, так что она скорее была похожа на стремянку. Середина каждой ступеньки была продавлена, и это еще сильнее затрудняло подъем.

Я карабкался вверх, проклиная гладкие подошвы. Даже простые туфли безо всяких украшений, с пряжками вместо лент и шнурков, не годились для таких упражнений (поэтому я и снял их перед спуском в подземную часовню в Амаломейре). Один раз я едва не сорвался вниз и, машинально вцепившись в ступеньку, до крови ободрал ладони. Наконец, тяжело дыша от страха и напряжения, я оказался наверху.