Михаил Белозеров - Нашествие арабуру
— Честно говоря, я бы вас отпустил, если бы вы не набедокурили столько. Убить Чачича — брата самого императора!
— У нас один император, — напомнил Натабура, — Мангобэй!
— Был!
— Был… — стоически согласились Акинобу с Натабурой.
* * *— Учитель, прости меня! — первое, что произнес Натабура, когда его втолкнули в клетку и он упал на грязный, вонючий пол.
Он увидел, что Акинобу даже не удивился.
— Я давно жду тебя, — улыбнулся он.
Натабура тоже не удивился. Он привык к тому, что учитель порой говорит загадками. Вернее, эти загадки были загадками только для посторонних, он не для Натабуры. Он понял, что сэйса что-то знает.
— Кими мо, ками дзо! — произнес Акинобу.
— Кими мо, ками дзо… — повторил Натабура.
Где-то рядом надрывно и устало то кричал, то замолкал человек. Его пытали. Из него вытягивали жилы и ломали суставы. К такому крику нельзя было привыкнуть, он лез в душу и выворачивал ее наизнанку. Он сообщал: «Бегите! Бегите все, чтобы с вами не приключилось то же самое!» Но бежать было некуда — путь на свободу преграждали толстые решетки и каменные стены. Даже если заткнуть уши, все равно было слышно, как мучается человек. Одного не знали Акинобу и Натабура — что это кричит сам генерал Го-Тоба. Его пытали не ради того, чтобы что-то узнать, а просто из удовольствия, чтобы стоны и крики наполнили сердце нового императора мужеством и волей. Для этого у императора Кан-Чи существовал специальный балкон, обращенный в сторону тюрьмы. Когда он сидел на нем, вывешивался специальный знак из зеленых перьев. В это раз император Кан-Чи тоже наслаждался криками заключенного.
— Расскажи, что с тобой произошло?
Натабура сел в позу Будды и рассказал все, от начала до конца, не упустив ни единой подробности. Когда он закончил, жаркое, беспощадное солнце уже садилось за тюремную стену, позади которой, как огненная свеча, сияла пирамида-дворец Оль-Тахинэ. В основании ее лежали кости императора Мангобэй, принесенного в жертву Богу Кетцалькоатль.
Тучи мух, которые мучили их в жару, куда-то пропали, мир застыл в предвкушении ночной прохлады. Со стороны реки пахнуло влагой, и человек, который кричал весь день, устал, затих, только где-то далеко-далеко, как сердце, билось затихающее эхо.
— А меч потерял… — с горечью сказал Натабура. — Никогда не терял, а здесь потерял.
Он даже не вспомнил, что заодно лишился и ежика, то бишь майдары.
— И кусанаги, и годзука сами тебя найдут, — сказал Акинобу. — Ты их единственный хозяин. С ними никто больше не может справиться.
— Но как?! Как я попал в ловушку?
— Сейчас не время предаваться унынию. Нужно бежать.
— Бежать? — Натабура невольно бросил взгляд на круглую тюремную площадь, раскинувшуюся перед клеткой.
В центре находился Сад голов. Его внимание приковала знакомая голова на шесте. Шестов было много, и на каждом — голова. И только под этим шестом кровь еще не запеклась, а на земле образовалась лужа. Голова принадлежала генералу Го-Тоба. Даже мертвым генерал не изменил себе — его лицо сохранило высокомерие и пренебрежение ко всему миру. По другую сторону площади в несколько ярусов виднелись другие клетки, в которых сидело по несколько человек. А над всем этим возвышалась стена с башенками, за которыми торчал чуждый японскому глазу дворец Оль-Тахинэ. По гребню стены ходили стражники с копьями, а в башенках уже горели вечерние костры. Как же мы сбежим? — удивился Натабура. Такие стены, и такой Сад! Но раз учитель говорит о побеге, значит, он знает, как это можно сделать.
— Нет… нет… — словно угадал его мысли Акинобу. — Мы не будем делать подкоп, хотя камень сам размягчится.
— Размягчится?! — как эхо, повторил Натабура и не поверил, ни единому слову не поверил. Он даже тайком потрогал шершавую стену, которая оказалась твердой, как и любой другой камень.
Так не бывает, подумал он. Должно быть, учитель заговаривается. Так не бывает. Акинобу хмыкнул и укоризненно покачал головой, говоря тем самым: «Учил я тебя, учил и ничему не научил».
— А!.. — хлопнул себя по лбу Натабура. — Перепилим решетки? — И пнул железные прутья, которые отозвались басовитым гудением.
Раскосые глаза у Акинобу сделались лукавыми.
— Мой мальчик, нельзя быть таким прямолинейным.
— Тогда мы подкупим стражников?! — догадался Натабура.
— Чем? — не удержавшись, рассмеялся Акинобу. — Чем?! Наши лохмотья не потянут и на один бу, а души представляют интерес разве что для хонки.
— Тогда я не знаю, — простодушно развел руками Натабура.
Акинобу мог бы ему рассказать, что только здесь понял причину встречи со странным человеком в харчевне «Кума» на Поднебесной площади, но не стал, и так все было ясно. Зачем тратить время? Кто-то, кто творил их судьбу, посчитал возможным спасти обоих, подсказав через рассказ Ига Исикава, как сбежать из государственной тюрьмы Тайка. Вот где крылась причина причин. Сам бы он ни за что не догадался, как избежать смерти.
Решив, что молчание учителя — это знак слабости, Натабура тактично предположил:
— Может, мы пробьем дырку в потолке?
Эх, подумал он, мне бы сюда хотя бы огненный катана.
— Пробьем? — вскинул брови Акинобу. — Ха-ха-ха! — Он теперь уже с удивление посмотрел на Натабуру. Неужели Натабура за все эти годы так ничему и не научился? Впрочем, откуда? Он ни разу, как и я, не сидел в тюрьме и его ни разу не собирались сварить заживо, поэтому он не может понять Божий промысл, подумал Акинобу. — Нет. Мы сделаем по-другому. Мы сделаем то, что еще никто никогда не делал. С сегодняшнего дня мы будем читать сутру шуньяту[119]. Натабура, ты помнишь ее?
— Да, учитель, — разочарованно ответил Натабура. — Вопрос: «Зачем?» застрял у него в горле. Читать? Неужели только для того, чтобы умереть достойно, со спокойной совестью, не чувствуя боли? Но он знал, что только глупец задает вопросы и что надо понимать через опосредование. В дзэн-буддизме нельзя задавать вопросов, но и нельзя молчать. Вдруг вся грандиозность задуманного, как молния, промелькнула перед ним — да так явственно, что он на мгновение замолк и от удивления забыл закрыть рот. — Мы читали ее и в Тан Куэисян, и в Нансэна, и в Лхасе, помню, по утрам и перед каждой едой. Но только один-единственный монах сумел подпрыгнуть под потолок, а когда упал, то сломал себе ноги.
Нет, не может быть, думал он, сутры не помогут, так бывает только с другими и только в сказках. А ведь я уже не помню, когда мне везло, разве что два года назад при штурме нефритового дворца регента — тогда все мы остались живы. Где сейчас Юка? — с тоской подумал он. Где? Сердце сжала глухая тоска, которую он тут же попытался изгнать, потому что знал, что она будет только грызть и грызть, как мышь, и толка от нее никакого.
