Маргарет Уэйс - Сын Китиары
– А я – отважный гном! – рявкнул Танин.
– Иногда ты рассуждаешь, как он! огрызнулся Палин, потеряв терпение, сбрасывая с плеча руку брата.
Танин побагровел. В отличие от добродушно–веселого Стурма Танин вместе с материнскими кудрями унаследовал и ее характер. К тому же он серьезно относился к роли Старшего Брата, чересчур серьезно, по мнению Палина. «Но это потому, что он меня любит», – напомнил себе Палин.
Глубоко вздохнув, Палин взял брата за плечи:
– Танин, теперь ты послушай меня для разнообразия. Стурм прав. Я не хныкал, когда вы впервые уходили на битву. По крайней мере, когда вы могли меня увидеть. Но я плакал всю ночь, один, в темноте. Неужели я, по–твоему, не знал, что каждое наше расставание могло быть последним? Сколько раз вы были ранены? В последней битве стрела минотавра прошла в дюйме от твоего сердца!
Танин опустил голову.
– Это – разные вещи, – прошептал он.
– Как сказал бы Дедушка Тас, «цыпленок с веревкой на шее и цыпленок с отрубленной головой – это разные вещи, но не все ли равно цыпленку?» – улыбнулся Палин.
Танин пожал плечами и попытался усмехнуться.
– Наверное, ты прав, – положив руки на плечи брата, он пристально посмотрел ему в бледное лицо. – Пойдем домой, малыш! Брось ты все это! – зашептал он страстно. – Все это ничего не стоит! Если с тобой что–то случится, подумай, что будет с матерью… и отцом…
– Я знаю. – Взгляд Палина был безжалостен, хоть он изо всех сил старался скрыть это. – Я подумал обо всем! Я должен. Танин. Пойми. Скажи маме, что я… я очень люблю ее. И девочкам. Скажи им… что я привезу им подарок, как вы со Стурмом всегда привозили.
– Какой? Мертвую ящерицу? Какое–нибудь заплесневевшее крыло летучей мыши? – горько воскликнул Танин.
Палин улыбнулся сквозь слезы:
– Скажи им что нужно. Тебе лучше идти. Отец смотрит на нас.
– Следи за собой, братишка. И за ним, – Танин посмотрел на отца. – Ему будет очень трудно.
– Знаю, – Палин вздохнул. – Верь мне, я знаю. Танин колебался. В глазах его еще светилась надежда отговорить брата.
– Прошу тебя, Танин, – тихо сказал Палин, – не надо.
Шмыгнув носом, Танин обреченно махнул рукой, похлопал брата по щеке, потрепал по голове и пошел к стоявшему у выхода Стурму.
Палин подошел к волшебникам, чтобы отдать прощальный поклон.
– С тобой говорил Даламар, – заметил Юстариус.
– Да, – мрачно подтвердил Палин. – Он сказал мне правду.
– Правду? – спросил Дунбар. – Запомни, мальчик, Даламар носит черную мантию. Он честолюбив. Если он что–то делает, то делает потому, что в конечном счете это принесет ему выгоду.
– Можете ли вы оба отрицать правдивость того, что он мне рассказал? Что вы используете меня как приманку, чтобы поймать дух моего дяди, если он еще жив?
Юстариус взглянул на Дунбара, тот покачал головой.
– Иногда ты должен искать правду здесь, Палин, – ответил Дунбар, протянув руку и мягко коснувшись груди юноши, – в своем сердце.
Губы Палина насмешливо изогнулись, но он знал, какое почтение должен оказывать двум столь могущественным волшебникам, поэтому просто поклонился.
– Даламар и отец ждут меня. Прощайте. Если богам будет угодно, я вернусь через год–другой для Испытания. Надеюсь, буду иметь честь увидеть вас обоих вновь.
От Юстариуса не ускользнули сарказм и язвительное, сердитое выражение молодого лица. Оно напомнило ему лицо другого юноши, пришедшего в Башню почти тридцать лет назад…
– Да пребудет с тобой Гилеан, – тихо произнес верховный маг.
– Пусть Паладайн, бог, в честь которого ты назван, руководит тобой, – сказал Дунбар. – И учти, – добавил он, улыбнувшись, – на случай, если никогда больше не увидишь старого Морского волшебника. У тебя есть возможности узнать, что, служа миру, ты служишь себе наилучшим образом.
Палин ничего не ответил. Еще раз поклонившись, он повернулся и пошел. Он шагал по комнате, и казалось, свет в ней стал меркнуть. Может быть, он остался один? Мгновение он не мог разглядеть ни братьев, ни Даламара, ни отца… Темнота сгущалась, белая мантия Палина светилась все ярче, как первая звезда на вечернем небе.
На секунду Палин испугался. Они в самом деле оставили его? Он один в этой гулкой тьме? Но он заметил блеск доспехов отца и облегченно вздохнул.
Шаги Палина ускорились, он подошел к отцу, и комната показалась светлее. Рядом с отцом Палин увидел эльфа, из черноты одежд которого выступало лишь лицо. Старшие братья подняли руки в прощании. Палин хотел тоже взмахнуть рукой, но Даламар начал петь, и казалось, темное облако окутало свет одежд Палина и сияющие доспехи Карамона. Темнота сгущалась, вращалась водоворотом вокруг них, пока не превратилась в черную дыру посреди сумрачной комнаты. Больше ничего не произошло. Холодный жуткий свет вернулся в Башню, заполнив образовавшуюся лакуну.
Даламар, Палин и Карамон исчезли.
Два брата закинули сумки на плечи и пустились в долгое, странное путешествие через волшебный Вайретский лес. Мысли о страшной новости для рыжеволосой, горячей, как порох, любящей матери отяжеляли их сердца посильнее брони гномов.
Юстариус и Дунбар остались в мрачной тишине. Затем каждый из них проговорил магическое слово, и оба тоже исчезли. Башня Высшего Волшебства была предоставлена своим теням и бродящим по залам воспоминаниям.
Глава 5
– Он пришел посреди темной тихой ночи, – негромко произнес Даламар.
– Единственная луна на небе была видна лишь ему одному. – Эльф взглянул на Палина из–под накинутого на голову капюшона. – Так гласит легенда о возвращении твоего дяди в эту Башню.
Палин молчал – слова были в его сердце. Они поселились там давно, тайно, с тех пор, как он научился мечтать. С благоговейным трепетом Палин смотрел на огромные ворота, преграждавшие вход, стараясь представить своего дядю стоящим когда–то на этом же самом месте и приказывающим воротам отвориться. И когда они открылись… Взгляд Палина стремился проникнуть дальше, в темноту самой Башни.
Они покинули Башню, находящуюся в сотнях миль к югу отсюда, в полдень. Их волшебное путешествие из Вайрета в Палантас заняло несколько мгновений. В Палантасе тоже был полдень. Солнце стояло в зените прямо над Башней. Золотой шар висел между двумя кроваво–красными минаретами наверху Башни, словно монета, жадно сжимаемая окровавленными пальцами. Изливаемое солнцем тепло в самом деле походило на тепло от золотой монеты: ибо никакой солнечный свет не мог согреть это место зла. Огромное черное сооружение из камня, воздвигнутое магическими заклинаниями, стояло в тени заколдованной Шойкановой Рощи. Массивные дубы охраняли Башню лучше, чем тысячи вооруженных рыцарей. Их магическая сила была столь велика, что никто не мог даже приблизиться к роще. Человек, не защищенный темной магией, не мог ни войти в Башню, ни уйти отсюда живым.