Пол Андерсон - Операция Хаос
Кузнец Одо сжал кулаки:
— Я не хотел бы причинять тебе зло, сэр ’Ольгер, но если понадобится ради жизни моих детей, я это сделаю.
Рауль добавил:
— Если ты и есть Заступник, назови имя нашего врага. Снова наступила гробовая, напряженная тишина. Хольгер ощутил, как три пары глаз жгут ему спину: это смотрели сгорбившийся Юв, задорный Гью и Раймберг, так хотевшая им помочь. Он услышал кашель больной. Господи Иисусе, победивший демонов, помоги же мне теперь! Хольгер сразу сообразил, что произнес молитву впервые со времен детства.
Но метод, с которым он подошел к ситуации, не имел с мистицизмом ничего общего — это был трезвый, практический подход инженера. Правда, сейчас он не был столь уж непреложно уверен в себе, как раньше, когда все без исключения жизненные проблемы были строго рациональными. Но и эту загадку можно раскрыть с помощью рационального анализа, логических выводов, Хольгер не был детективом, но и волкодлак не был профессиональным преступником. Если… И вдруг ослепительно сверкнула истина.
— Господи, вот именно! — крикнул он.
— Что? Как? Кто? — посыпалось со всех сторон. Хольгер взмахнул мечом над головой. Слова полились из его уст. Он сам не знал, что скажет миг спустя, просто рассуждал вслух, но люди слушали его благоговейно.
— Тот, которого мы ищем, родился оборотнем. Ему не нужна, как Алианоре, магическая одежда. Но тогда одежда не изменяется вместе с его телом, верно? Значит, на охоту он выходит нагой. Фродарт сказал мне перед самым появлением волкодлака, что оставил своего господина пьющим пиво в этом зале. В полном вооружении. Сэр Юв ни один, ни с чьей-либо помощью не успел бы снять доспехи, которые мы на нем видим, а потом надеть их всего за несколько минут. Значит, это не он. Гью тоже оговорил себя, хотел спасти кого-то другого. Он сказал, что видел меня без шлема, А шлем я снял, когда спрашивал дорогу, и тут же надел, когда поднялась суматоха. Волк не смог бы увидеть меня с обнаженной головой — он в то время уносил ребенка. Точнее уносила. Гью видел меня с башни, он никак не мог оказаться в тот миг в доме той женщины. Леди Бланшефлор… — черт, как объяснить им, что грипп, которым она наверняка болеет, вызывается вирусом? — Леди Бланшефлор больна. Ни собаки, ни волки этой хворобой не болеют. Если бы она обернулась волком, будучи больной, была бы чересчур слаба и не смогла бы двигаться так быстро и ловко. Если бы, приобретя облик волка, она выздоровела бы, это означало бы, что вирус… гм, демон, вызвавший болезнь… умер, оказавшись в зверином теле. И, вернувшись вновь в человечье обличье, она уже не страдала бы от кашля и жара, верно? Леди Бланшефлор вне подозрений.
Раймберг прижалась к стене, словно хотела исчезнуть в ней. Ее отец, полностью сломленный, вскрикнул и изогнулся в кресле, пытаясь прикоснуться к ней связанными руками. — Нет, нет, нет… — заорал он.
Толпа заворчала и взвыла, словно среди нее оказались настоящие волки. Люди медленно надвигались, ощетинившись оружием, вытянув к девушке руки.
Девушка упала на четвереньки. Ее лицо исказилось, преображаясь в звериную морду. Зрёлище было жуткое.
— Раймберг! — крикнул Хольгер. — Не надо! Я не позволю им…
Рауль попытался проткнуть ее копьем. Хольгер отразил удар, перерубив древко пополам, Раймберг взвыла. Алианора подскочила к ней и схватила ее в объятья, почти преобразившуюся.
— Нет! Сестренка, возвращайся к нам! Он тебя спасет, обещаю!
Щелкнула пасть, но Алианора схватила губы зверя руками и натянула их на клыки, чтобы волк не мог укусить.
Вскоре ей удалось обуздать зверя, и он замер.
— Девочка, мы тебе добра желаем…
Толпа напирала всерьез, и Хольгер принялся за дело. Кулаком и ударами меча плашмя он свалил особенно запальчивых, и толпа поутихла. Люди ворчали, глядели исподлобья, по уважение к гиганту в доспехах поумерило их воинственность.
Хольгер обернулся к Раймберг. Она уже вернулась в человеческий облик, плача, прижалась к Алианоре:
— Я этого не хотела. Не хотела. Это на меня находит, и я… я так боялась, что меня сожгут… Отец Вальдебрун, моя душа погублена? Мне уже не уйти от адского пламени… Те дети так кричали…
Хольгер переглянулся со священником и сказал:
— Это болезнь. Девушка не виновата. И ничего тут не поделаешь.
Юв тупо смотрел перед собой.
— Я подозревал, что это она, — бормотал он.
— Когда волк пробежал мимо меня, я знал, где Бланшефлор, где Гью… и запер дверь. Я хотел… я думал, если удастся выждать, и она уедет в Вену…
— А почему бы и нет? — сказал Хольгер. — По-моему, отличный выход. Когда она окажется вдали от злых чар Серединного Мира, наваждение ослабнет. А пока, понятно, нужно ее хорошенько сторожить. Все может повториться…
— Это кончится, когда взойдет солнце, и ее душа проснется, душа человека, — сказал священник. — Тогда ей понадобится утешение…
— До сих пор ни один ребенок не погиб, — сказал Хольгер. — Ее отец заплатил возмещение тем, чьи дети были поранены, тем, кто понес какой-либо урон. Отправьте ее в Вену как можно быстрее. Думаю, она выздоровеет, отдалившись миль на сто. А в Империи никто ничего не должен знать.
Рауль — синяк у него под глазом наливался черным — упал в ноги сэра Юва, а Одо, хлюпая расквашенным носом, пытался развязать крепко затянутые узлы.
— Прости нас, господи! — сказал пастух.
Юв слабо усмехнулся:
— Боюсь, это я должен молить вас о прощении. И прежде других — тебя, сэр Ольгер.
Раймберг подняла мокрое от слез лицо:
— 3-заберите меня отсюда! Чую, темнота вновь подступает. Заприте меня где-нибудь до рассвета. Свяжите меня, — она протянула руки к веревкам, снятым с ее отца, — Днем, сэр рыцарь, я найду слова благодарности… Ты спас мою душу.
Фродарт крикнул, обнимая ноги Хольгера:
— Заступник вернулся!
— О господи, отстаньте вы от меня с этим вздором, — запротестовал датчанин. — Я терпеть не могу слезливых сцен, а сюда приехал исключительно затем, чтобы выпросить немного еды. Может, и глоток вина отыщется?
15
Хольгер чувствовал себя в Лурвилле довольно неловко. И не только оттого, что следовало побыстрее отправляться на попеки эксперта-мага, пока фея Моргана не измыслила очередной каверзы. Семья Юва, разумеется, была ему благодарна, но не стоило и дальше вмешиваться в их частную жизнь. Жители городка преисполнились самой искренней сердечности — Хольгер за порог не мог ступить, тут же оказался в толпе поклонников. Леди Бланшефлор уговорила его возложить на нее руки и через пару часов была уже на ногах, совершенно здоровая. Она выздоровела бы и так — кризис миновал. Живое воображение Хольгера тут же нарисовало картину, как ему придется заниматься каждым случаем ревматизма и гриппа на десяток миль в округе.
