Оксана Панкеева - О пользе проклятий
– А насчёт фанги, так, между нам, воинами… – сказал он. – Бросай это гиблое дело, пока не поздно. А то представляешь, во что превратишься ты? И очень скоро.
– У меня это не всерьёз, – опустил глаза Кантор. Не хватало, чтобы ему ещё здесь морали читали! Как будто нагоняя от командира недостаточно!
– У всех поначалу не всерьёз. А потом проходит год-полтора, и ты вдруг видишь, что ты уже не воин, а мешок с дерьмом, и сам не заметил, как это вышло.
Кантор заинтересованно поднял глаза.
– А у тебя так было?
– За кого ты меня принимаешь? Конечно, не было. Но видел я такого достаточно.
– Полагаешь, я не видел?
– Не знаю. Ты не маленький, учить тебя жить и читать тебе проповеди. Я сказал, что думаю. Твоё дело.
– Спасибо, – устало кивнул Кантор. – Я понимаю.
И подумал, что ну их, действительно, такие приключения.
Утром пришла Стелла, сообщила, что Амарго зол, как голодный дракон, и грозится спустить с Кантора штаны и отходить ремнём за все хорошее. Это радовало. Если бы он грозился сделать что-то более реальное, было бы хуже. А так, возможно, дело ограничится устным разносом и очередным обещанием больше так не делать. Затем доктор посмотрела, как заживает шов на затылке, сменила повязку и напоследок проехалась насчёт горячих мистралийских парней, которые суют свои органы размножения, куда ни попадя, а ей потом приходится возиться с их разбитыми головами, которые совершенно не соображают, что делают, и вообще с трудом верится, что в них есть мозги. Кантор с трудом удержался, чтобы не ответить что-нибудь. Доктор Кинг была невыносима в общении, особенно с мужчинами, и он часто удивлялся, как Амарго её терпит. Впрочем, с Амарго она была вежливее, чем с другими.
Почти сразу после неё зашёл Эспада, попрощаться. Он выглядел каким-то помолодевшим и более задумчивым, чем обычно. Видимо, ночь с нимфой пошла ему на пользу. Он сказал, что дальше поедут без него, ждать его времени нет, и спросил, что с ним всё-таки случилось. Вдаваться в подробности или сочинять что-нибудь весёлое у Кантора не было настроения и он сказал, что упал по пьяне на лестнице. В ответ он услышал краткую проповедь о вреде алкоголя, поразительно похожую на вчерашнюю о вреде наркотиков. Это уже начинало раздражать, и он опять с трудом промолчал.
До обеда он провалялся, размышляя о разных вещах. Во-первых, он восстановил в памяти полную картину событий исторической ночи. Во-вторых, прикинул, что сказать Амарго, а что не надо, и решил ничего не говорить вообще, свалив все на провалы в памяти. В-третьих, он опять имел продолжительный спор с вредным внутренним голосом, который самым жестоким и бессовестным образом издевался над его сексуальной несостоятельностью.
Ну и что тебе дали пять лет воздержания, ехидно говорил голос. Ничего хорошего. Потерял квалификацию. Совершенно разучился чувствовать женщину. Превратился в обычного тупого самца.
Неправда, обиделся Кантор. Я просто был пьян, потому и не почувствовал. А за тупого самца я кому-то и морду могу набить.
Себе, посоветовал голос. Или своему отражению в зеркале. Стыд и позор, отодрал бедную девушку, как хотел, и не удовлетворил ни разу. И что она после этого будет думать о мужчинах? А о сексе вообще?
Что это вещь долгая, утомительная и болезненная, со вздохом согласился Кантор.
Вот именно, сказал голос. И тебе не стыдно? Тоже мне, любовник… Так разочаровать партнёршу! Да когда с тобой такое было?
Никогда, опять вздохнул Кантор. Даже в сопляческом возрасте такого не было.
И что ты намерен делать, не унимался зловредный голос. Извиняться? А исправить дело тебе не приходит в голову?
Ты что, охренел, оскорбился Кантор. Этого ещё не хватало. С меня достаточно.
Что, боишься опять опозориться, съехидничал голос. И хочется, а боязно. Надо же, неустрашимый Кантор струсил!
Ничего подобного, возмутился Кантор. Но не сейчас же. У меня голова болит.
А может у тебя ещё и месячные, расхохотался голос. Голова у него болит, надо же! Как бы там ни было, ты задолжал девушке четыре оргазма. Если не больше.
Пять, проворчал Кантор. Кто ты вообще такой? Какой-то сексуально озабоченный потусторонний голос ещё будет мне указывать и считать, что я кому задолжал!
Я – это ты, ответил голос. Настоящий ты. А ты – это я, только обиженный, озлобленный и разочарованный.
На этом он успокоился, и Кантор подумал, что у него начинается раздвоение личности, и, наверное, это очень плохо. И что самое противное, все началось ещё до того, как его стукнули по голове. Неужели правда от фанги? Так ведь не сказать, чтобы злоупотреблял…
В-четвёртых, он вспомнил странный сон. Вернее, не сон, а скорее бред, потому что видел он все это пока лежал без сознания после удара по голове. А тогда как раз была пятница.
В этот раз Лабиринт имел вид густого южного леса с незнакомыми деревьями и цветами. Также здесь водились яркие птицы, змеи и насекомые устрашающего вида. А ещё посреди леса стояла хижина, и на пороге сидел его старый знакомый, так настойчиво преследовавший его по пятницам.
– Ну, наконец-то, – сказал он, поднимаясь и кланяясь по своему восточному обычаю. – Я уже думал, ты сюда никогда не попадёшь. Что ж ты так плохо помнишь сны?
– Я бы давно рехнулся, если бы хорошо их помнил, – проворчал Кантор, присаживаясь на траву.
– Тебе так часто снятся кошмары? – уточнил мистик, внимательно его изучая. – Так ведь их ты все равно помнишь.
– Не всегда, – возразил Кантор, тоже разглядывая собеседника. Он выглядел так же, как обычно – молодой, большеглазый, худощавый, только не в нормальной одежде, а в какой-то скудной набедренной повязке. – А где я сейчас?
– Сам знаешь. Ты здесь бываешь часто. Вернее, не совсем здесь, но поблизости. Когда спишь.
– А сейчас я что делаю?
– Сейчас ты лежишь без сознания. Не бойся, ничего страшного, поправишься. Просто тебя хорошенько ударили по голове. Когда ты очнёшься, ты ничего не будешь помнить. А когда к тебе вернётся память, вспомнишь и меня. И расскажешь, наконец, Шеллару, что такое марайя, а то ведь и сам изведётся, и окружающих замучит.
– А как я его увижу?
– Не обязательно лично. Передай кому-нибудь. Элмару, Жаку, или своей девушке. Всё равно. Они передадут. Только запомни как следует хоть на этот раз. Марайя – это методика создания фантомов и маскировки путём замены своего изображения иллюзорным изображением окружающей среды. Повтори.
Кантор послушно повторил три раза, запомнил, после чего не удержался и спросил:
– А зачем ты мне снился? И что ты тут делаешь?
– Давай по порядку, – улыбнулся Шанкар. – Сначала, что я тут делаю. Я тут зацепился, когда возвращался после общения с одним недоумковатым некромантом, о котором ты знаешь не хуже меня. Из чистого любопытства остался, интересно было посмотреть, что из всего этого выйдет. Да и надоело мне там, где я был. Скучно, противно, да ещё и больно бывает… Все равно мне скоро на новое перерождение, вернуться всегда успею. Мне там недолго осталось. Вот я тут и сижу. А зачем я тебе снился… Просто хотел, чтобы ты передал Шеллару, что такое марайя. Может, он всё-таки придумает, как извести этого дракона. У меня к нему должок имеется, если ты знаешь.
