Роберт Желязны - Одержимый волшебством. Черный Трон
Наконец он рискнул идти вперед и вышел в коридор. Нигде никого не было.
— Что теперь? — думал он. Следует ли ему пройти тем маршрутом, которым шел Ларик? Или стоит обследовать замок? А может лучше спуститься во двор, взять одну из летающих лошадок и покончить со всем?
Последнее показалось ему более правильным. Улететь, спрятаться и подождать, когда силы вернуться к нему. Тогда он сможет отправиться в Рондовал, сбросить свою чудовищную оболочку, снова вернуться сюда и разнести это зловещее место в пух и прах, как когда-то на горе Анвил. Это лучше, чем остаться в логове врага совсем беспомощным и послушным как игрушка.
Он повернулся в сторону двора с конюшнями. В тот же момент он застыл на месте.
Бледное прозрачное пламя преграждало ему путь.
— Угу, значит мой шанс не является в полном смысле шансом, — грустно произнес Поль.
— А он у тебя есть? — прозвучал знакомый иронический голосок у него в голове.
— Я пытаюсь отгадать, что мне останется.
— Как и в большинстве случаев, — прозвучал ответ. Теперь в нем проскальзывали миролюбивые нотки.
— Я не могу определить друг ты или враг.
— Мы — представители. Однажды мы уже помогали тебе.
— А теперь…
— А у тебя есть причины сомневаться в тех, кто раньше помогал тебе?
— У меня возникло чувство, что меня вовлекли в чужую игру.
— Я бы лучше сказал, что тебя вытянули оттуда.
— Ну это весьма спорное утверждение. Но вы говорите, что вы — представители. Представители чего?
— Перемены.
— Это слово можно понимать по-разному. Может вы уточните? Что-нибудь более конкретное?
— Две силы правят миром: наука и магия. Иногда они враждуют друг с другом. Мы представляем сторону магии.
— Но это место едва ли можно назвать оплотом технологии.
— Нет. Столкновения и сопоставления здесь ни причем.
— Черт побери! Получить от вас ясный ответ, все равно что подоить дикую кошку. Почему вы не можете просто сказать мне, что здесь замешано?
— Правда — это священная штука и мы свято охраняем ее.
— Я думаю, вы хотите сотрудничать со мной?
— Именно поэтому мы помогаем тебе вновь.
Поль попытался перейти к внутреннему зрению. Теперь все прошло легко и гладко. Он уловил человеческие очертания внутри пламени — маленькая мужеподобная фигурка, голова ее склонилась на грудь, руки скрывались в длинных рукавах. Оранжевая нить вилась возле правой руки Поля, на дальнем конце ее колыхалось пламя. Поль схватил ее пальцами и сжал в руке, спутав клубок. Родимое пятно тут же откликнулось пульсацией.
— Теперь ты скажешь мне все, что я захочу… — начал он.
Внезапно его руку обожгло словно огнем. Боль захлестнула его, в бессилии он опустился на колени. Внутреннее зрение иссякло. Рука невыносимо ныла.
— Я был вынужден так поступить, — зазвучал голос в его мозгу.
— Ладно, — процедил он сквозь зубы. — Я сам найду правильный выход.
— Это было бы куда проще и сэкономило бы тебе массу времени, чем бесплодные разговоры о том, что и кто здесь замешан.
Поль поднялся, поддерживая болящую руку здоровой.
— Ладно, будем надеяться, что вы окажитесь полезными этой ночью.
— Так и есть. Повернись и следуй за другим представителем.
Поль повернулся и увидел второй язычок пламени. Этот был величиной с ладонь, он висел посредине коридора на расстоянии вытянутой руки от него. Как только его взгляд обратился к нему, огонек начал медленно удаляться вглубь коридора. Поль последовал за ним.
Он повел его по огромному холлу, заставленному уродливыми статуэтками людей и нелюдей. Все было окрашено красноватыми отблесками; блики плясали и пульсировали, создавая иллюзию, что движутся каменные фигуры. Воздух был вязким и застревал в легких, он старался как можно дольше не дышать. Ему удалось задержать дыхание до тех пор, пока они не покинули это помещение. В некоторых помещениях и холлах еще сохранился прежний лоск, это давало смутное представление о былом убранстве комнат и их обитателях. Родимое пятно в форме дракона отчаянно запульсировало, лишь только они вступили в это место. Бешенный пульс не прекращался, пока они не миновали нежилые апартаменты.
Он спустился вниз по каменной лестнице; каждая следующая ступенька казалась грубее и шершавее предыдущей. Он миновал мрачные помещения и Длинные унылые коридоры. По тому пути, который он проделал вниз, он мог судить, что находится как раз под замком, в сердце самой горы. В тот же момент он рискнул оглянуться назад и увидел другое пламя у себя за спиной. Он так же увидел тени, плавающие будто в жидкости. Они были вполне осязаемые; по его спине пробежал холодок страха, и он поспешил догнать своего таинственного гида.
Комнаты и коридоры, которыми он проходил, были покрыты многолетним слоем пыли. Лишь одно помещение немного приободрило его, заставило вздрогнуть — это камера пыток — оно было оборудовано всем необходимым — цепями, дыбой, щипцами, клещами, гирями, дробилками, кнутами, плетками и огромным набором всевозможных ножей. Все это было покрыто пятнами, ржавчиной, затянуто пыльной паутиной. В каждом углу валялись кости, их давным давно огрызли и облизали крысы, и теперь они белели бесформенными грудами. Поль провел по стене ногтем, эхо многократно повторило скрипучий скрежет. Когда он перешел на внутреннее зрение, он уловил незримые следы жестоких действ, происходивших здесь много лет назад. Зверские драмы всюду оставили несмываемые следы. В мрачном расположении духа он вернулся к обычному восприятию.
— Кто…, — прошептал он, обращаясь скорее только к себе, — ответит за все это?
— Бывший лорд, Райл Мерсон, — прозвучал в голове немедленный ответ.
— Он был чудовищем!
— Когда-то подобные вещи широко практиковались. Он прекратил эту практику около четверти века тому назад, утверждая о своем раскаянии. Говорят, что с тех пор он вел относительно безупречную, возможно даже добродетельную жизнь.
— И это правда?
— Кто может сказать о том, что прячется на сердце человека? Возможно, он не мог признаться в этом даже себе.
— Все это для меня слишком загадочно. Я должен признаться в своих предубеждениях, но, в любом случае, как можно назвать безупречным и добродетельным его обращение со мной — это можно отнести и к его лакею, Ларику.
— У людей всегда есть причины для поступков. Мотивы и стремления редко имеют подходящие моральные оттенки.
— А вы? Вы тоже такие?
— Нас нельзя назвать ни моральными, ни аморальными, в наших действиях нет ни намека на свободу.
