Анна Аршинова - Девочка по имени Аме
В юношу летело все, что попадалось под руку разгневанной женщине, — успевай только уворачиваться от летящей в тебя посуды и продуктов. Вскоре чистая и ухоженная комната напоминала свинарник. Амэ подумал, что Амако еще долго продержалась. Обычно, когда ее глаза становятся черными, наполняясь сумасшествием, она почти сразу теряет рассудок и начинает кричать о том, что Амэ принадлежит ей.
— Ты моя! — кричала Амако. — Ты только моя! МОЯ!
Она громко топала ногами. Она проклинала Амэ за то, что он появился на свет. Амако была похожа на раненого зверя, загнанного в ловушку: женщина металась по комнате.
— Никому тебя не отдам! Никому! Никогда!
Амэ бегал по комнате, то пытаясь увернуться от летящих в него предметов, то удрать от цепких крючковатых пальцев, которые тянулись к его горлу, чтобы придушить. Таким образом Амако доказывала свое право на Амэ. Глупо, конечно, но поди скажи об этом сумасшедшей. Юноша начал жалеть, что завел этот разговор. Сделал бы все молча, когда пришло время, так нет… И кто его за язык тянул?
Фусума за спиной Амэ распахнулись, и в комнату вбежало несколько слуг во главе со старым Седзиро, который, как поговаривали, заботился об Амако еще с пеленок. И теперь, когда у наследной принцессы вдруг случался приступ, всегда звали его. Только у него получалось справиться с Амако в приступе ярости.
Дед бросил неодобрительный взгляд на Амэ. Он всегда считал, что во всех бедах его подопечной виновата ее "дочь", и никогда даже и не думал молчать об этом. Как ни странно, но когда подобные разговоры доходили до самой Амако, она делала вид, что ничего не происходит. Седзиро многое прощалось.
— Госпожа… да что же за беда такая?… — запричитал дед, пытаясь успокоить разбушевавшуюся женщину.
Амако застыла, услышав знакомый голос. Дед стал к ней приближаться спереди, а еще двое слуг — сзади, чтобы скрутить нарушительницу спокойствия и опоить сонными каплями. Обычно, после них мама просыпалась совершенно спокойной.
Решив, что делать здесь больше нечего, Амэ быстро выскользнул в сад, оставив за спиной успокаивающий старческий голос. Потом послушался шум — это слуги схватили и держат Амако. Женщина закричала так, будто ее убивают, но вскоре затихла — дед знал, как с ней справиться.
В такие моменты Амэ жалел о том, что природа наградила его тонким слухом, и поэтому, чтобы убежать от неожиданно свалившегося кошмара и побороть дрожь, от которой едва не стучали зубы, он побежал к своему любимому сараю. Залезать на крышу сейчас было сущим самоубийством, солнце готово его расплавить за милую душу, поэтому он устроился под сараем на траве в относительно прохладном теньке. Юноша сел как можно компактнее, и обнял колени. Вот так сжимаясь, становясь меньше и незаметнее, ему было легче переносить трудности. Его била крупная дрожь, такая сильная, что походила на судороги.
Амако — это кошмар его детства. Сколько Амэ ни пытался, у него все никак не получалось преодолеть этот кошмар. Может быть, будь в такие моменты рядом с ним Акито, надежный, как скала, на которого можно опереться, у которого можно попросить защиты, все было бы по-другому. Но Амэ был один. И он привык к этому. Привык к бесконечному одиночеству, когда ему не с кем поговорить о своих страхах и проблемах. И каждый раз, после очередного скандала с Амако, Амэ где-нибудь прятался, закрывал глаза и начинал думать о том, что скоро все закончится. Еще какой-то месяц и он станет Сейто Аши.
* * *После приступов сумасшествия Амако особняк напоминал огромный корабль, который только что пережил шторм. Он становился таким тихим, каким не бывает даже по ночам. Старый Седзиро дежурил у спальни госпожи, и остальные слуги в ту часть дома носа не казали. И даже находясь на приличном расстоянии от опоенной сонными каплями наследной принцессы, они ходили крадучись и разговаривали только шепотом. Казалось, жизнь замирала. Не лаяли собаки, не ржали в конюшнях лошади, не смеялась ребятня — шустрые дети слуг, для которых одно удовольствие бегать по пыльной сухой земле с каким-нибудь поручением. Амако спит, и никто не смеет потревожить ее сон.
Амэ вздохнул и шагнул на кухню. Здесь было жарко и гремела посуда. Плотная кухарка — добродушная тетушка Айя, которая в Амэ души не чаяла, — колдовала над огромным котлом, вкусно булькающем на огне. От пара и жары ее щеки раскраснелись, редкие черные волосы, выбившиеся из-под платка, слиплись от пота.
— И что так долго? — проворчала она. — Тебя только за смертью посылать! Давай сюда сушеные водоросли!
Амэ улыбнулся, смекнув, что его приняли за кого-то другого.
— Я, к сожалению, без водорослей, — отозвался юноша.
Услышав его мягкий голос, женщина вздрогнула и быстро повернулась, всплеснув руками.
— Ох, простите, молодая госпожа. Не признала сразу!
— Ничего.
Она накрыла кастрюлю крышкой и направилась к большому столу, на котором были красиво разложены сырые овощи и рыба. Рядом с большой деревянной разделочной доской поблескивало несколько ножей разных размеров.
— Проголодались? — спросила тетушка. — Конечно, ведь позавтракать нормально не получилось.
Амэ молчал. Не хотел об этом говорить.
— Где вам накрыть? Где попрохладнее?
— Я хочу остаться здесь, — отозвался Амэ.
Тетушка покачала головой.
— На кухне слишком жарко.
— Меня это не беспокоит.
Она бросила на него внимательный взгляд и кивнула. Иногда Амэ казалось, что она знает его слишком хорошо, и ощущает, что юноше сейчас невыносимо оставаться в одиночестве. Ему сейчас плевать на жару, лишь бы рядом был кто-то живой, лишь бы видеть его и слышать его. Эта потребность возникала почти всегда после приступов Амако. Амэ считал ее слабостью, но противостояние настолько выматывало его, что он уже не мог себе сопротивляться.
Перед Амэ поставили тарелку с тушеными овощами, рис, рыбу. Тетушка конечно же знала, что в это утро юноша вновь потерял много крови, и теперь его мучает жажда. Большой кувшин с прохладным кисло-сладким компотом оказался как нельзя кстати.
— И где его носит, а? За это время можно было три раза за водорослями сходить? — бурчала женщина себе под нос по привычке, возвращаясь к булькающей кастрюле. Амэ улыбнулся. — Как только госпожа Амако заболевает, все сразу начинают бить баклуши! Подумаешь, шуметь нельзя!
А слуги радовались этому неожиданному затишью. Это для них было точно выходным.
— Я смотрю, вы стали больше общаться с Тайко, — произнесла тетушка, вернувшись к большому столу и взяв в руки нож и кочан капусты.
— Она хорошая служанка, — пожал плечами Амэ. — Человек тоже хороший.
