Кейт Якоби - Полет черного орла
— Я принесу теплой воды, пока ты будешь раздеваться. Войдя в уютную спальню, Дженн обнаружила, что Марта даже приготовила ей ночную рубашку с голубой лентой вдоль ворота.
Дженн рассеянно расстегнула платье и стала складывать одежду на стул. Усталость пронизывала все ее тело, с каждым моментом все больше затуманивая сознание. Марта принесла кувшин с водой и начала помогать Дженн окончательно раздеться.
— О боги, тяжелое же путешествие выпало вам на этот раз, — с сочувствием пробормотала она. — Неудивительно, что ты падаешь от усталости.
Дженн нахмурилась, но промолчала. Марта протянула ей ночную рубашку.
— Ох, какие синяки! Должно быть, твои ушибы все еще болят. Ты что, упала с лошади?
Неожиданно туман перед глазами Дженн рассеялся, и она поспешно натянула на себя ночную рубашку.
— Да, но это было еще до того, как мы отправились в путь. Ничего серьезного.
— Ну, — сказала Марта, — постарайся уснуть. Я попробую держать детей подальше от этой комнаты, пока ты не проснешься, хоть и не могу обещать этого наверняка.
Марта ушла, и Дженн с облегчением забралась в постель; однако прошло много времени, прежде чем ей удалось наконец уснуть.
Роберт удобно расположился в кресле, протянув ноги к огню и держа в руке кубок с подогретым вином. Патрик взял себе новый кусок сыра и снова уселся, скрестив ноги, на полу рядом с Робертом. Финлей допил вино, налил себе еще и поставил флягу на пол между собой и Патриком.
Все остальные уже отправились спать, хотя и неохотно; только Роберт, Финлей и Патрик готовы были проговорить всю ночь. Роберт, конечно, чувствовал усталость, но ему так давно не удавалось беседовать с друзьями, что уйти сейчас казалось совершенно невозможным. Нужно было задать много вопросов и на много вопросов ответить.
— Ты и представить себе не можешь, какие о тебе ходят слухи, — сказал Патрик, согревая руки о кубок. — Хотел бы я, чтобы хоть половина их была правдой.
Роберт усмехнулся, не открывая глаз.
— Да, кое-что и я слышал; даже не знаю, как к ним относиться.
Несколько мгновений все молчали, потом Финлей прочистил горло и сказал;
— Понятно, конечно, что Дженн не очень радовалась необходимости доставлять тебя сюда в разгар зимы, но есть еще что-то, что ее огорчает?
— А что?
Снова последовало молчание, такое долгое, что Роберт наконец открыл глаза; выражение, с которым Финлей и Патрик смотрели друг на друга, его озадачило.
— Что произошло? Ответил ему Патрик:
— Ты знаешь, что после твоего отъезда из Элайты ее на два месяца заточили в тюрьму?
Роберт мрачно кивнул:
— Да. Я ничего не мог сделать, чтобы этому воспрепятствовать.
— И с тех пор, как ее выпустили, Дженн ни с кем из нас отношений не поддерживала.
Роберт нахмурился и выпрямился в своем кресле.
— Но она все еще может мысленно разговаривать с Финлеем, разве не так?
Финлей пожал плечами:
— Наверное, но она не делала этого очень давно. Я иногда пытался сам связаться с ней, но она не отвечала, а я не так силен, чтобы пробиться без ее помощи. В результате единственные новости, которые доходили до нас, были сообщения отца Джона. Ему удалось добиться назначения капелланом в Клоннет.
— Да, я знаю. — Роберт продолжал хмуриться. — Вы хотите сказать, что она совсем не поддерживала отношений с Анклавом, со всеми вами последние пять лет?
— Не пойми меня неправильно, — начал Патрик, подняв руку, — мы пытались связаться с ней. Я сам ездил туда раз десять. Сначала, конечно, увидеться с ней было невозможно, но даже и потом отец Джон передавал, что она не хочет иметь дел ни с кем из нас. В последний раз я побывал в Клоннете в конце лета. Дженн отказалась увидеться со мной и пригрозила, что мне придется плохо, если я явлюсь еще раз.
— Милосердный Серинлет! — выдохнул Роберт. — Я думал, что так она встретила только меня.
— Ты пытался с ней говорить? — спросил Патрик. Роберт искоса посмотрел на него.
— Я? Ты что, шутишь?
— Но вы же только что вместе проехали через полстраны! Уж не хочешь ли ты сказать, что все это время вы не разговаривали?
— Именно так и было.
— Тогда… — Финлей помолчал и закончил: — Если не возражаешь, я попрошу матушку поговорить с ней.
— А она согласится?
— Конечно. Дженн ей всегда очень нравилась. Думаю, матушка сделает это с удовольствием. Кто знает, когда еще у нас будет такая возможность.
Роберт протянул свой кубок, и Финлей вылил в него остатки вина из фляги.
— Ну так что, — тихо начал Патрик, — собираешься ты рассказать нам, в чем дело?
— Это зависит от того, согласишься ли ты выполнить одно мое небольшое поручение.
— Я?
— Да, — усмехнулся Роберт. — Это как раз по твоей части.
В комнате Роберта было холодно, и оставаться там, когда утренний шум разбудил его, Роберту не захотелось. Можно было, конечно, разжечь огонь в очаге, но внутреннее беспокойство заставило Роберта одеться и выбраться из пещеры наружу. Он вышел на середину поля, покрытого свежевыпавшим снегом, и остановился.
Запрокинув голову, Роберт вдохнул чистый утренний воздух и стал смотреть в серо-синее зимнее небо. В высоте над ним утесы Голета вздымались отвесными остриями, лишь кое-где белыми от снега, образующими как бы огромную корону, и лишь ровная поверхность плато под мягким снежным одеялом не казалась угрюмой и негостеприимной.
До чего же это место — Анклав — странное! Что заставило колдунов больше пяти столетий назад выбрать именно его — плоское плодородное плато у подножия конической вершины в самом сердце гор? Многие пещеры и туннели в скале были естественными, а остальные жители Анклава вырубили в толще камня сами; но даже и теперь иногда обнаруживались новые пещеры. Голет, самая высокая вершина в Люсаре, казался издали неприступным и устрашающим, а на самом деле представлял собой каменные соты, давшие пристанище изгнанным, преследуемым людям. Да, странное место.
А теперь, когда он вернулся сюда после долгого отсутствия, Анклав казался Роберту еще более странным.
Ему давно следовало начать действовать, как-то остановить Селара, остановить поток бесчувственной жестокости, прокатившийся по стране за последние двадцать лет. Да, легко было произносить благородные слова о том, что он дал Селару клятву верности, — но ведь прошло больше шести лет с тех пор, как Селар освободил его от этой клятвы. Так почему же Роберт ждал до сих пор? И что он собирается делать теперь? Начать войну — именно то, от чего он всегда отрекался…
Войну против собственного народа!
Пойдут ли за ним люди, станут ли сражаться вместе с колдуном против короля? Нет сомнения в том, что его поступок — тогда в Элайте — не забыт и не прощен, но Роберт молил богов о том, чтобы жестокий гнет заставил народ подняться на борьбу.
