Евгения Зинина - Дневник, которого не было
Хуже всего была растяжка. Тянул он жестко, сказав только, если будет больно — хлопнуть по земле. Но, посадив на шпагат, тренер прижал меня своим корпусом сверху и стоял так пока мои похлопывания по земле переходили в яростные удары. Отпускал только, когда я с тихим стоном начинала колошматить руками о настил и сдавленно кричала: «Все, больше не могу!..». Я теперь понимала, почему юные ученики были такими гибкими и без труда садились на любой шпагат.
После первой тренировки я едва доползла до своей комнаты. Какой там ужин?! Упав лицом куда-то в направлении кровати, я впервые в своей жизни спала так крепко, что меня не разбудили бы и рушащиеся на голову стены.
На тренировки я ходила почти каждый день. Все мое тело болело от малейших усилий, руки тряслись после меча, а в правой, что превращалась в одну сплошную мозоль, вообще ничего не держалось.
Диона, даже спросила меня как-то за ужином:
— Ты разве левша?
— С некоторых пор, — ответила я, пытаясь зачерпнуть ложкой хоть немного похлебки.
— Выглядишь так, как будто упала…
Ага. Подумала я. Раз пятьдесят сегодня. Из них сорок восемь меня уронили.
В редкие минуты отдыха перед глазами так и плясали всяческие клинки и огромные кулаки Танарта — стоило только закрыть глаза.
Взгляды рабов становились все злее, я встречалась с ними только за трапезами и некоторые женщины считали просто своим долгом кинуть мне в спину какое-либо оскорбление.
Но как только я снова входила на тренировки — все это и весь мир вне зала просто переставал существовать, проходила вся боль, и забывались все обиды, все печали. Я поняла, что даже забываю здесь о своей любви к эльфийскому принцу, что впрочем, не мешало моему сердцу напоминать мне об этом вне зала. На тренировках у сердца биться в другую сторону времени не оставалось. Только физические нагрузки.
Это было не просто спасением для моего страдающего сердца, но и просто начало мне нравится! Я поняла, что мне очень хочется позаниматься в зале, вместо уроков эльфийского, на тренировки я всегда ходила с немного большим удовольствием, о чем, конечно, перед Тариэлем благоразумно помалкивала. Дадарил откровенно презирал все эти «размахивания мечами», хотя и признавал это умение большим искусством.
Рука казалась слишком легкой и пустой без меча, а тело просило хорошей разминки уже каждый день. Да, были синяки и немало, была и боль и травмы, но недалеко от Франиртила был маленький храм жреческой семинарии, где молодые жрицы также тренировались лечить раненых телендиров. Ришы хоть и обучались в Ореноре, но лучшего места, чем Франиртил для наработки их навыков было просто не придумать! Где же еще они могли учиться исцелять, иногда за целый день им даже не доводилось присесть, так много было ран, ушибов и растяжений. Им явно не доставляло удовольствия лечить раба, но приходилось.
Упражнения эльфов с клинками для меня перестали быть «красивыми движениями». О, это без сомнений, было очень красиво, но теперь я знала название почти каждого финта, зигзага, кругового вращения или восьмерки, их было столько, что на перечисление с описанием уйдут многие страницы. Мне очень нравилось наблюдать за тренирующимися эльфами, их легкими, искусными движениями и настоящее восхищение во мне вызывало мастерство Танарта. Дыхание замирало, когда он, взяв в руки меч, показывал очередной финт, я, открыв рот, смотрела, как двигаются его стальные мышцы, как его пальцы сжимают эфес оружия, как лезвие в замедленном темпе лихо очерчивает очередную дугу.
Танарт многому учил нас, как ни странно, но иногда мы проводили по нескольку часов, просто слушая его и это было не менее важно, чем развитие навыков. Тренер рассказывал, что является решающим в победе, как правильно оценить бой, от каких способностей зависит его эффективность. Он всегда говорил, что не сила решает исход сражения, и любил повторять: «Не забывайте, для чего вам в бою голова!». Танарт учил нас настоящему искусству, доведенному до совершенства.
Воины с пренебрежением относились к своим ранам, но ходили к жрецам до тех пор, пока не исчезали малейшие шрамы. Если бы они не делали этого — лет через двадцать они были бы сплошь покрыты ими.
Женщин среди телендиров было немного, на тренировках им делались поблажки, но в боях — никогда. Эльфийки также учились терпеть боль, каждый день с утра примерно по одному часу все ученики проводили в подвалах Франиртила. Меня туда не пускали, но я знала — на то, что там происходит, мне смотреть совсем не хочется.
Когда я узнала, что эльфы начинают обучение у Танарта с пятисот лет, я долго не могла в это поверить.
Телендиры выглядели восемнадцатилетними мальчишками, а вели себя порой, как настоящие дети, юные, веселые, непосредственные и… мудрые. Порой меня ставило в тупик осознание того, что семисотлетние мужчины могут дурачиться, как веселая детвора в то же время рассуждая, как вековые старцы. Отношения между Аладраэ напоминали… отношения между детьми, вооруженными мудростью, которую невозможно измерить человеческими годами. Эту дикую смесь я никак не могла понять, мне трудно было поначалу разобраться в их эмоциях. Два телендира повздорив, могли в ярости наброситься друг на друга, а уже через пять минут вместе смеяться над какой-либо шуткой. Они обижались, словно дети, но не помнили обид, по крайней мере, дольше пяти минут, но когда кто-то или что-то угрожало кому-то из них, они поднимались все, и тогда их ярость становилась их кровью. Аладраэ казались мне едиными, одной большой семьей, их души были одной рекой, в которую вливалось множество ручьев. Если пересыхал один ручей — это чувствовали все. Они были едины с природой, и ее сила связала их всех вместе, они могли даже чувствовать эмоции друг друга.
Они могли быть и жестокими и надменными и ненавидящими и самодовольными, но это были всего лишь маски, которые они вынуждены носить. Я не раз видела, что когда кому-то из них требовалась помощь — они были как одно и без колебаний оказывали ее. Я не говорю за всех темных эльфов, конечно, могли быть и исключения, те, кто окончательно утратил свою связь с природой и своим народом и погряз в темных мыслях, я говорю про них в целом.
Я все-таки прочитала кодекс Вейтиля Санарина — великого эльфа, что, будучи в плену у людей, пережив немыслимые пытки и страдания, научился искусству боя и, бежав, обучил этому других эльфов. Не он придумал эти правила, но их назвали в его честь. И эльфы дрались только по этим правилам в память этого великого воина.
Бой по правилам Санарина мне понравился. Никто из учеников Танарта даже помыслить не мог о том, чтобы их нарушить. Эльфы никогда не дрались с безоружными, с немощными, с детьми. Они старались наносить только смертельные удары, чтобы не продлевать мучения раненых ими людей, они никогда не били в спину и не били тех, кто упал. Никогда не нападали вдвоем и более на одного. Это действительно было сражение по правилам чести. Но было и кое-что, вызвавшее во мне противоречивые чувства.
