Вероника Иванова - Узкие улочки жизни
Я был готов отдать свою жизнь, защищая полицейских, стоящих рядом со мной, но допустить первый выстрел с нашей стороны... Нет, что угодно, только не это! Кстати, тот полицейский хоть и жутко разозлился на меня, но когда противостояние прекратилось, пробурчал: «Спасибо, а то я сорвался бы». И такая благодарность оказалась одной из двух самых дорогих для меня за все годы жизни. А вторая прозвучала из уст здоровенного парня, напротив которого я стоял всё время оцепления. «Ты здорово держался. И раз уж всё закончилось... Пойдём, выпьем по кружечке?»
— Ну что, по кружечке?
Кожаная куртка с заклёпками, разрисованная лозунгом: «Люди, давайте жить!» на разных языках, ярко-алая бейсболка, брюки и свитер явно армейского образца, но угадать, в каком уголке мира военные носят такую форму, затруднился бы даже не последний эксперт Федеральной разведки, и ковбойские сапоги, но не модная подделка, а именно те самые, из далёких прерий Северной Америки. Всё течёт по реке времени и изменяется, поплёвывая на наши желания. Всё, но только не упрямо выставленный вперёд подбородок и мальчишеский задор пополам с проникновенной серьёзностью в карих глазах.
— А одной хватит?
Гельмут напускает на лицо философскую задумчивость:
— Задать вопрос? Вполне. Но мне-то нужен ответ, значит... Одной кружкой дело явно не обойдётся!
***
«Пивной уголок» фрау Герты Брюкнер особенно хорош во второй половине дня, но не ближе к вечеру, а часов эдак в пять, пока рабочий день ещё не закончился и уставшие от перекладывания бумаг с места на место офисные работники вперемешку с владельцами окрестных лавок не приняли решение завершить трудовые будни маленьким праздником распития пенной влаги. До семи вечера в любовно декорированном «под старину» зале свободны почти все столики, свет не приглушён, кружки не стучат, розовощёкая Эльга не снуёт взад и вперёд, игриво задевая любителей пива пышной складчатой юбкой, и никто не тревожит двух старых знакомых, затеявших разговор после долгой разлуки.
В самом деле ведь, долгой. В последний раз я видел Гельмута почти год назад, как раз перед его отъездом в... Не помню, куда. Наверное, потому что не спросил. Собственно, вопросы «ни о чём» перестали быть моим любимым занятием, когда ответы стали сами напрашиваться на встречу.
— Тёмное или светлое?
— Если у тебя серьёзное дело, давай для начала возьмём что-нибудь полегче.
Кене подумал, согласно кивнул и не поленился сходить к стойке за двумя кружками прозрачно-золотого «Хохенхофа», сваренного на воде с ледников, а потому обещающего ясность мысли на протяжении всего пития и, что характерно, выполняющего свои обещания.
— Так что за вопрос ты хотел задать?
Гельмут слизнул пену с края кружки:
— Как у тебя с семейной жизнью?
Я чуть не поперхнулся первым же глотком:
— То есть?
— Женился за то время, пока меня не было в городе?
Что характерно, в мыслях Кене не было и тени намёка на что-то, связанное с матримониальными планами, поэтому он успешно застал меня врасплох:
— Не понимаю твоего интереса...
— Так женился или нет?
На прямые вопросы я стараюсь отвечать прямо. Даже если не знаю целей вопрошающего.
— Нет.
Короткое слово вроде бы должно было поставить точку в импровизированном допросе, но Гельмут продолжил с не меньшим рвением:
— Встречаешься с кем-нибудь?
Ещё любопытнее. И хотя признаваться несколько неловко, но... Скрывать тоже глупо:
— Нет.
Карие глаза довольно сощурились:
— Так, кубковых трансляций на завтра не намечено, Мото ДжиПи только на выходных... Отлично! То, что нужно!
Осторожно спрашиваю:
— Нужно кому?
— Нам обоим. Ну, в первую очередь, конечно, мне... Но и ты можешь получить удовольствие.
— От чего?
Гельмут отпил треть кружки, сделал торжественную паузу и сообщил:
— Хочу организовать твой культурный досуг на завтрашний вечер.
Звучит трогательно, но учитывая, что мы встречаемся слишком редко, чтобы поддерживать беспечно-дружеские отношения, не верится в искреннюю заботу.
— С чего бы это вдруг?
— Да подвернулась одна возможность... Приятное совпало с полезным.
— И кому будет приятно?
— Тебе, — проникновенно улыбнулся Кене.
Я никогда не был против стороннего участия в своей жизни. Более того, и сейчас довольно часто отчаянно желаю, чтобы кто-то пришёл, переступил порог моего дома и сказал: «Теперь будем играть в эту игру вместе». Но как показывает практика прожитых лет, чужие фантазии на мой счёт воплощаются в реальность недоразвитыми уродцами, за которыми можно ухаживать, слава Господу, всего лишь до того момента, пока они не умрут. А умрут обязательно и очень быстро, поскольку несовместимы со мной ни одной гранью. Я стараюсь исправить положение, но пока не преуспел, и недоношенные бедняги продолжают гибнуть.
— Уверен?
— Всё в твоих руках!
Хитрое подмигивание меня окончательно озадачило и подвигло на сердитое:
— Скажи прямо, что к чему, иначе...
— Иначе? — Хитрость в карих глазах начала зашкаливать.
А и правда, что «иначе»? Встану и уйду, хлопнув дверью? Конечно, нет. Я рад встрече и разговору, пусть даже такому странному. С Гельмутом мне всегда было общаться легче, чем со многими другими людьми, потому что обычно он думает и говорит примерно одно и то же, не заставляя меня выстраивать в сознании очередной волнорез.
Лично я слишком ценю спокойный комфорт, чтобы отказываться от его бытовых прелестей в порыве недовольства и разочарования. Во мне нет ни капли бунтарской крови. Может быть, это печально и дурно, но другим мне не стать. Зато я умею взывать к голосу разума:
— У меня много времени. А у тебя? Никуда не торопишься?
Кене фыркнул:
— Так и знал, найдёшь, чем уколоть... Правда, тороплюсь. И встреча с тобой — настоящий подарок Святой Девы!
В Гельмуте трудно заподозрить истового верующего, и тем не менее, он чтит Господа, Деву Марию, сонм святых и все прочее. Как неколебимая вера уживается с желанием крушить существующие устои общества, непонятно, но факт остаётся фактом: в череде революционных воззваний и шествий у моего знакомого всегда находится место и время для мирных молитв.
— Что-то случилось?
— Случится. Завтра. И я хочу, чтобы ты принял участие в этом событии. Вернее... Прошу. Для меня это очень важно.
Я вздохнул и отставил кружку в сторону:
— А теперь с самого начала и подробно.
Видимо, Кене не лукавил, говоря о важности пока неизвестного мне дела, потому что оставил мою последнюю фразу без обычной шутки типа: «Полицейские остаются полицейскими даже в аду и в раю».
