Джеффри Лорд - Пустоцветы Меотиды
Вверху круглился небесный свод из темного хрусталя, одновременно прозрачного и непроницаемого для взгляда. Он был невыразимо далек, высок и черен; он медленно поворачивался вокруг путников, увлекая за собой мириады ярких цветных огоньков, которые складывались в причудливые узоры созвездий, уже привычных для глаз Блейда. По нижнему краю этой гигантской опрокинутой чащи пестрой полосой бежали картины древней истории Меотиды: конь, вставший на дыбы – победа над фраками; вереница человеческих фигурок, скованных цепью из бронзовых звезд – набег в земли гермов; скрещенные мечи – пеший поход в Айталу, галера с поднятыми веслами – морская экспедиция в Жаркие Страны, разрушенная башня – дворцовый переворот трехсотлетней давности; снова конь, на этот раз распластавшийся в беге – отражение атаки варваров под Прастом. Над этим кольцевым звездным фризом вставали иные видения, иные сцены, но каждая из них имела свой смысл и значение. Блейд держал курс на две яркие звезды восточного небосклона; ярко-алые и лучистые, они назывались глазами Сата. Не моргая, он глядел в эти огненные зрачки божества, которое собирался низвергнуть, и улыбался, опьяненный стремительным бесшумным полетом и свежим прохладным воздухом.
Гралия пошевелилась на заднем сиденье, и он повернул голову:
– Замерзла?
– Да… Немного…
– У тебя за спиной тюк с теплыми плащами. Разверни его и дай один мне. Достань из мешка бурдючок с вином… только осторожно, девочка, не раскачивай нашу птицу.
Послышался шорох, на плечо ему лег тугой валик ткани, потом девушка передала флягу. Вино было сладким и густым; оно согревало кровь, но не туманило голову.
– Где мы? Куда несет нас твоя магия? – голосок Гралии слегка дрожал от возбуждения.
– Мы в летающей лодке или внутри деревянной птицы, – пояснил Блейд.
– Посмотри, слева и справа от тебя – крылья… видишь, как они блестят в лунном свете? Сверху – небо и звезды, внизу – море.
– Как далеко… – с изумлением выдохнула она.
– Да. Мы поднялись на два-три фарсата и летим прямо на восток, в Сас.
Девушка ничего не ответила, но Блейд ощутил на своей шее ее теплое дыхание; прижавшись подбородком к его плечу, Гралия глядела на восток.
– Теперь я узнаю… да, узнаю… эти две красные звезды – глаза Сата… – она снова замолчала и вдруг воскликнула, почти не скрывая страха:
– Блейд, Блейд! Но крылья нашей птицы совсем не движутся! Мы упадем?
– Нет, не бойся. Ты видела, как орлы парят в вышине, неподвижно раскинув крылья?
– Да…
– Вот так же парит и наша птица. А на восток ее несет воздушное течение, ветер, который дует от гор Меотиды к хребтам Райны. Мы мчимся быстрее парусного корабля и завтра уже достигнем суши.
Снова молчание. Потом Гралия с необычной для нее робостью спросила:
– Эту магию… эту птицу… придумал ты?
– Нет, малышка. Ее придумал и построил старый Лартак, я только немного помог ему.
– Значит… значит, мы взяли ее без спроса? Украли?!
Блейд поднял правую руку и погладил ее волосы; головка Гралии по-прежнему покоилась на его плече.
– Ты опять не угадала. Старик все знает.
– Он помог нам бежать?
– Да.
– Но почему?
Блейд некоторое время размышлял. Их встречи с Гралией были скоротечными, и до сих пор они не имели времени для разговоров. Он даже не знал, умна она или глупа; лишь инстинктивное ощущение мужчины, уже не раз обладавшего этой кареглазой красавицей, подсказывало ему, что Гралия обладает тонкостью чувств и какой-то отчаянной бесшабашной смелостью. Но, по сути дела, сейчас они впервые беседовали серьезно.
– Понимаешь ли, малыш, – медленно начал он, – Лартак очень мудрый человек…
– Я в этом не сомневаюсь. И он добр!
– Да. К тому же, он повидал свет. И он понял, что во всех странах, в Райне и Айтале, на жарком юге и в лесах северных варваров, люди живут иначе, чем в благословенной Меотиде. Мужчины любят женщин, женщины любят мужчин, и потомство их – следствие этой любви. Лартак – философ и инженер, и он знает, что прочным и надежным является лишь то, что сделано с любовью. Как эта деревянная птица, несущая нас в воздухе…
– Ты хочешь сказать, что все дело в детях?
Она быстро соображает, подумал Блейд.
– Главное – в детях, но не только в них. Ваш СатПрародитель пошел против законов природы, когда заставил вас подчиниться своим заветам. Смотри, как все устроено в мире: раскрываются цветы, склоняются друг к другу, завязывается плод, он начинает расти, зреть… Потом он падает с материнской ветви, и в нем – семена… семена новой жизни. Но если плод не зародился, если цветы ласкали и нежили друг друга лишь затем, чтобы получить наслаждение, они…
– Пустоцветы, – быстро сказала девушка. – Все мы – пустоцветы, если верить твоим словам. Хотя каждая из нас рожает детей, но это еще никому не приносило удовольствия.
– А как это происходит? – спросил Блейд. Он знал, что производство потомства – священная обязанность каждой амазонки, но детали оставались ему неизвестны.
– Нуу… Когда девушке исполняется двадцать три, и она достигает полной зрелости, ей подбирают мужчину… она должна провести с ним ночь или две… это очень неприятно – и для нас, и для них… Если не получилось, через месяц надо идти к другому мужчине… Так бывает в первый раз. Потом – то же самое, в двадцать восемь лет. Можно потребовать встречи с мужчиной и после тридцати, родить третьего и четвертого ребенка, но я давно не слышала о таких случаях.
– А дети? Что происходит с детьми?
– Их выкармливают рабыни, под присмотром старых археод… Потом девочек и мальчиков разделяют; они живут в своих поселках, мы – в своих. Нас учат воинскому искусству, их – делам правления, торговли и художествам… кто к чему способен. – Она вздохнула. – Я выросла на равнине Праста… То были тяжелые годы, Блейд! Наши учителя суровы, и поэтому, когда становишься взрослой и можешь завести подругу, это… это как первое дуновение тепла после холодной дождливой зимы.
– Да, я понимаю, – Блейд снова коснулся ее волос. – И так происходит со всеми? Или есть исключения?
– Есть… Археоды, например. Их отбирают в раннем детстве, и они живут отдельно – в роскоши, богатстве, но без права покидать свое убежище. Их вывозят только на встречи со знатными мужчинами… с теми, кто должен продлить свой род, обзавестись наследником самой чистой крови…
– Такими, как принц Тархион?
– Да, как принц Тархион. Для них, для мальчиков древних правящих фамилий, есть особый городок. Когда им минет шестнадцать, отцы забирают юношей а свои дома, чтобы не прервалась кровная связь поколений.
Блейд кивнул; вероятно, это было единственное и жалкое подобие семьи, которое существовало в Меотиде. И смысл этого института был один – передать власть и фамильные богатства законному наследнику.
