Владилен Янгель - Войны веры
Мягко пульсируя свет тянул к себе инквизитора, где-то глубоко искаженного сном сознания зарождались теплые дышащие счастьем и теплом образы. Проносясь сквозь сознание они дарили измученному разуму покой и ощущение уюта, то самое что так давно позабыто беспокойным инквизитором. Теплые серебряные волны уносили с собой все заботы, хлопоты проблемы растворяя в блаженном небытие личность экзорциста. В какой то миг в сладостные видения начали просачиваться примеси совсем иных образов. Немыслимо яркие обрывки слов, событий, чужих воспоминаний, опыта и чувств вливались в незамутненную реку приятных образов. Наконец поток информации захлестнул разум Вальмонта вытесняя собой приятные видения. Боль от этой перемены терзала сильнее чем физическая, заставляя корчиться в ужасе до тех пор пока не иссякнут силы. Казалось верь мир сойдя сума стремился влиться в голову измученного инквизитора заставляя ее раздуться до неимоверных размеров. Обрывочные образы складывались в цельную картину, настолько всеобъемлющую, что разум просто не мог ее воспринять. Все это лишь глубже погружало инквизитора в темный омут агонии. От ласковых серебристых волн не осталось даже воспоминания. Боль нарастала, хотя казалось бы куда уж больше, но с каждым мгновением Вальмонт открывал все новые глубины боли. Наконец боль начала стихать, на смену ей пришло тяжелое равнодушие, должно быть так себя чувствует смертельно раненый человек, когда от потери крови притупляется чувствительность.
Эта жуткая мысль неторопливо оформилась в сознании экзорциста, пустила корни между делом вытеснив все остальные размышления которых несмотря на боль было неожиданно много. Но несмотря на это разум Вальмонта оставался спокоен, будто чернокнижник вновь опоил его одним из своих эликсиров. Воспоминание о демонологе потянуло цепочку образов, перед внутренним взором инквизитора пронеслись жуткие картины недавнего прошлого. Воспоминания скапливались вокруг Вальмонта, отделяя его от разлитых вокруг чужих знаний. Постепенно скопившийся пласт выталкивал экзорциста из глубин кошмара. Постепенно проясняющееся сознание уже не стремилось слиться с окружающим потоком информации.
Хриплый стон вырвался из груди Вальмонта, едва он пришел в себя после кошмара. Вопреки всему сон вовсе не прибавил сил, скорее уж вытянул последние. Утерев дрожащей от слабости ладонью выступивший холодный пот Вальмонт судорожно вдохнул. Кошмар возвращался, темная бездна полная обрывков чужих снов ни куда не исчезла. Чернильная тьма по-прежнему заполняла ее до самого дна сменив собой серебристое свечение. Но теперь эта бездна была не вовне а внутри, на самой краю сознания она неторопливо закручивалась в огромную воронку время от времени выбрасывая в стороны частички наполненной образами тьмы. Это было ужасно. И величественно одновременно. На какой то миг сердце инквизитора сжала скользкая лапа ужаса. Стать одержимым – не это ли самый жуткий кошмар экзорциста? Внезапно смерчь содрогнулся как от удара, тугие струи тьмы стремительно втянулись обратно. А Вальмонт удивлением обнаружил, что шепчет слова давно позабытой детской молитвы, той самой что ему нашептывала мать, отгоняя ночные кошмары. И впервые за многие годы Вальмонт молился действительно искренне, и кошмар начал отступать. С каждым словом молитвы, чернильная хмарь уходила, смерч замедлял свое вращение. Чистый серебристый свет вновь начал просачиваться, вначале робкими прожилками, но вскоре тонкие жилки превратились во мощьные потоки очищающего света начисто выжигающие любой след скверны. С зловещим шипением тьма уступала место свету. А Вальмонт самозабвенно молился, его голос приобретший необычайную звучность наполнял собой каждый уголок комнаты, и постепенно рос беспрепятственно проходя сквозь стены. Понурые инквизиторы невольно прислушивались к словам текущей сквозь стены молитвы. Многие помнили ее с детства, кто первым начал повторять слова так никто и не узнал. Но вскоре все до единого вторили словам детской молитвы, даже равнодушный ко всему кроме звонкой монеты трактирщик невольно шептал давно забытые слова.
Глава 12
Близилось утро, темное небо усыпанное неисчислимым множеством крупных южных звезд. Слабенькая зарница робко пробивалась на востоке окрашивая небо в бледно желтые тона. Но никто из бредущих через пустыню людей не обманывался этим жалким зрелищем, в этом краю все прекрасно знали коль скоро ласковый котенок рассвета обернется безжалостным оком Ахримана выжигающим любые намеки на жизнь. Постепенно пламя рассвета разгоралось все сильнее, будто какой то шутник поджег на востоке черный бархат неба, и теперь маленький пока еще огонек стремительно растет поглощая великолепную ткань.
Гарвель с неприязнью наблюдал за тем как на востоке показался самый краешек дневного светила. Всего за несколько дней Гарвель убедился что Азиль бы прав – здешнее солнце просто не может олицетворять доброе божество. Даже сейчас, когда солнце еще тошько начало восход на свой пьедестал стало ощутимо теплее. Пожалуй, только в эти краткие моменты, когда в пустыне боролись два вечных врага – холод ночи и безумный жар дня, условия можно было назвать комфортными. Подобные размышления всегда навевали на чернокнижника меланхолию, впрочем, какую то приглушенную, словно бы действие притупляющих эмоции эликсиров все еще не до конца выветрилось из головы. Прокатившееся по каравану оживление оторвало Гарвеля от самосозерцания расцветив мир вокруг в бледно розовые тона. Прислушавшись к речи караванщиков, демонолог понял, что на горизонте замаячила зелень оазиса. А это сулило скорый отдых и укрытие от палящих лучей солнца.
– Тебе стоит замаскировать своего слугу, жадыгай. – Обратился к колдуну Азиль покинув голову каравана.
– Зачем? – Удивился Гарвель. – Демонология не запрещена в пределах Халифата.
– Да, но лишь для тех, кто состоит на учете в палате молчания. – Пояснил Азиль подгоняя своего верблюда.
Проводив удаляющуюся спину купца взглядом Гарвель задумался, в памяти вспыли слова купца уже не раз напоминавшего о загадочной палате молчания которой по слухам заправляет визирь.
– Говорят в Куфе есть свой демонолог. – Сказал напоследок купец, прежде чем расстояние стало слишком большим. Чтобы хоть что-то можно было разобрать.
Мысленно подозвав одержимого Гарвель задал ему беззвучный вопрос.
Выслушав короткий ответ демонолог принялся за работу. Покопавшись в сумке, он извлек на свет несколько монет, свернутый в рулончик кусок серебряной фольги. В свое время за нее пришлось изрядно поторговаться, поскольку кузнец заломил просто несусветную цену. Впрочем, встретившись глазами с демонологом, он почти сразу скинул ее вдвое.
