Алексей Пехов - Ветер полыни
Я ответил на ее усмешку и спросил:
— Таким образом ей удалось надуть и Ходящих, и Шестерых. Они почувствовали ее силу, увидели покойников и списали со счета?
— Да.
— И все пятьсот лет Проклятая пряталась в болотах?
— Нет. Хотя она и провела там какое-то время. Выброс забрал у нее силы и восстанавливать их пришлось больше сорока лет. Без Дара выходить из топей было опасно. Если бы кто-то ее узнал, она не смогла бы защититься.
— Что потом?
Лаэн пожала плечами:
— Начала жить, как обычный человек. Вокруг болот после войны и по сей день страшная глушь. Небольшие деревушки в десятках лиг друг от друга. Никаких городов, никаких оживленных трактов. Она протянула лет восемьдесят, дожидаясь, чтобы умерли те, кто мог ее помнить, а затем отправилась в дорогу. Хотела скрыться в Грогане, а, может, где и поюжнее. Но ничего не вышло. С половины пути пришлось вернуться.
— Почему?
— То плетение. Выброс силы, который всех запутал, сработал не так, как она хотела. Чем дальше Гинора удалялась от болот, где сотворила это заклинание, тем слабее горела ее «искра».
— Она оказалась прикована к одному месту! А что было бы, если бы «искра» погасла совсем?
— Проклятые живут, благодаря Дару. Как только он исчезнет — они умирают. Поэтому ей не оставалось ничего иного, как поселиться недалеко от болот Эрлики. В лесах Рейнерварра.
Глухое местечко. И темное. Непролазные дебри, опасные существа и прочие радости жизни. Там спокойно можно спрятать целый город, и никто его днем с огнем не найдет. Это, пожалуй, одно из немногих мест в Империи, куда стараются не лезть без видимой причины. И совсем близко к топям, так что Гинора могла там прятаться до скончания веков.
Но это еще не все. С каждым годом она теряла силу. Проклятая смогла обмануть всех, притворившись мертвой, но последствия обмана оказались куда более суровыми, чем она могла предположить. С каждым прожитым десятком лет ей становилось все тяжелее и тяжелее касаться потока Дара. Рано или поздно «искра» должна была погаснуть.
— Не повезло, — сказал я, впрочем, не испытывая какого-либо сочувствия. Змея так нахитрила, что укусила собственный хвост. — Во всяком случае, она прожила достаточно, чтобы ты смогла с ней встретиться. Как это произошло?
Лаэн встала с пола, отряхнула синюю юбку и, не глядя на меня, ответила:
— Случайно. Я жила в одной деревушке. Не так далеко от Рейнерварра, как бы хотелось, но зато с крестьян не брали налог по закону необжитых земель. Не скажу, что там было плохо, но и приятного мало. Мать никогда не отпускала нас с сестрами далеко. Лес был рядом, и в нем водились не самые добрые существа.
Я слушал, не перебивая. Лаэн впервые на моей памяти нарушала наш негласный договор и рассказывала о своей прошлой жизни и семье. Я не знал, что у нее есть сестры.
— Моя «искра», даже по меркам Ходящих, вспыхнула довольно рано. Мне не исполнилось и года. Конечно же, никто из нас не знал об этом ничего и не понимал, что это такое. Она просто была, и все. Самое ужасное — я не могла ее контролировать. Слава Мелоту, Дар проявлялся редко, и когда никого, кроме родичей, не было рядом. Но мне исполнилось тринадцать, и это стало напоминать вулкан. Однажды все увидели, что я могу делать.
— Они позвали Ходящую?
— Ходящую? — Лаэн горько усмехнулась. — Если бы это было так, возможно вся моя жизнь пошла по другому пути, и я никогда не встретилась с тобой. Нет. Почти сотня лиг по пустым и небезопасным краям. Какой дурак отправится в столь долгое путешествие, чтобы найти и привести в деревню мага? Бросить дом, семью и невспаханное поле? Пока новость дойдет до Ходящих, пройдет не один месяц. А затем понадобится время, чтобы они появились в нашей глуши. Так что никто палец о палец не ударил.
— Насколько я знаю, закон Империи ясно гласит — при обнаружении ребенка с волшебным даром, следует тут же сообщить любым властям. Они осмелились утаить такое, несмотря на обещание суровых кар?
— Ты, кажется, забываешь, что речь идет о Диком крае. О каких суровых карах можно говорить, когда солдат видят в лучшем случае раз в пять лет? Там каждый сам себе власть и сам себе правосудие. Это давно стало привычным и воспринимается, как должное. К тому же, можешь поверить мне на слово, никому из жителей не только не пришло в голову, что надо позвать кого-то из Башни, но они попросту не поняли, что у меня проявляется Дар. Гораздо проще было назвать перепуганную девчонку выкидышем из Бездны, обвинить во всех смертных грехах и оставить на съедение диким зверям!
Последние слова она выкрикнула.
— Проклятье! — с чувством сказал я, жалея, что затеял этот разговор и, подойдя к ней, обнял. — Прости. Не стоило мне…
— Я должна рассказать. Хоть кому-то, — прошептала она, вцепившись мне в плечи так, что это причиняло боль. — Слишком долго держала в себе. Ты выслушаешь?
— Конечно. Они отказались от тебя?
— Родители? — поняла она. — Нет, что ты. Когда толпа раззадорила себя настолько, что набралась храбрости придти, отец не дал меня в обиду. Они убили его. Со страху, я думаю. А затем всех других. Мать и старшую сестру. И братишку. До сих пор думаю — его-то за что? Он ведь только родился. Я с младшей сестренкой пыталась убежать, но нас без труда догнали. Что могли сделать две девчонки против здоровых озверевших мужиков? Литу убили сразу. А меня побоялись, — ее голос ожесточился. — Старухи запугали, что проклятье Бездны тогда падет на всю деревню.
— И что они сделали? — спросил я и затаил дыхание, испугавшись ответа.
— Всего лишь избили, — ровным голосом ответила она. — Сломали ребра и обе руки. Скоты, которых мой отец считал друзьями. Я едва помню, как они оттащили меня к лесу, а когда подвесили к дереву — потеряла сознание от боли. Очнулась, когда их и след простыл. Тут же вновь впала в забытье. Потом помню глубокую ночь. Было больно и ужасно страшно. Очень хотелось пить. И я вновь потеряла сознание. Такой меня и нашла почувствовавшая «искру» Гинора. Она не только спасла меня, но выходила и начала учить Дару. Конечно, не сразу, но однажды такой день настал. Она разожгла меня и попыталась дать все, что смогла. Следующие годы я изучала магию в самом сердце Рейнерварра. В какой-то момент Гинора рассказала мне, кто она, но мне уже было все равно. Она была моей единственной семьей и наставницей. Я не боялась.
— Не думал, что в одной из Восьми вдруг проснется доброта к сироте.
— Не поднимай ее уж слишком высоко. Она не скрывала того, что взяла меня к себе только из-за моей «искры». Жить ей оставалось не так много, и Лиса не желала, чтобы весь ее опыт и знания исчезли вместе с ней. Я стала тем сосудом и той надеждой, которые давали Холере хоть какую-то цель. Возможность оставить бесценный Дар для других. Даже спустя века, она грезила о том, что однажды кто-нибудь из моих учеников создаст серую школу, где обе стороны Дара будут сплетены воедино. Но за всю свою жизнь я так и не смогла найти человека со свободной «искрой».
