Анна Мистунина - Искупление
Рядом опустился Норн, за плечи его взял Сильнейший. Неужели, дойдя до края, они стали наконец едины? Сила вошла в мертвое тело, полыхнула огнем. Артерии стянулись. Пальцы Кати задвигались, наращивая, формируя плоть. Под нею уже проснулось биение пульса.
— Хорошо, — прошептал Лэйн.
Оставив Дану приходить в себя на руках младших магов, Сильные собрались над существом. Мертвое, оно больше походило на человека. Лицо дикаря подтверждало истории о родстве, в неловко раскинутых конечностях угадывалось человеческое строение. Голубые глаза выпучились, но взгляд их, искаженный агонией, не позволял судить о наличии разума. На губах застыл оскал.
Оун, лучший из мастеров подчинения, стоял на коленях у головы существа и тщательно изучал его при помощи магии. Сильные морщились от запаха паленой шерсти, у Кати стояла в горле тошнота. Оун же словно и не замечал ничего.
— Твое мнение? — спросил его Амон, когда маг открыл глаза.
— Трудно сказать… Не человек и не зверь. Строение мозга исключительное, отсюда и двойная устойчивость. Нужна еще попытка, Сильные.
— Может быть, их вообще нельзя подчинить? — спросила Кати. — Я могла и ошибиться в возможностях, мы еще не сталкивались ни с чем подобным!
— Не думаю, Сильная. В любом случае мы не узнаем, если не попробуем снова.
— Тогда за работу, — сказал Амон.
Второе существо оказалось самкой — лохматый торс украшало отвратительное подобие женской груди. Оно выскочило так же стремительно и так же бросилось к стоявшим в отдалении магам. Но в этот раз они были готовы, путы заклятий сковали движения твари, пока воля Сильных искала путь к ее сознанию. И нашла. На мгновение воздух потемнел от заклятий. Бешеная злоба в глазах существа погасла. Лицо, похожее на лицо женщины-дикарки, из яростного стало настороженным, затем — спокойным.
Оун медленно приблизился. Напряжение борьбы отдавалось в сознании громким гулом. С протестующим рычанием существо подалось вперед и наконец село на землю у ног мага. Кати хорошо знала то ни с чем не сравнимое упоение власти, с каким Оун положил руку на голову чудовища. Над головами магов пронесся облегченный вздох.
— Отлично сработано, — сказал Сильнейший.
Они возвращались, и торжество летело быстрей грифонов. Амон приказал собраться всем, кто мог применять Силу. Лагерь разбили в стороне от дорог, в обширной лесистой местности к северо-востоку от столицы. Густой лес не был препятствием для грифонов, дикарей же, с их неуклюжими доспехами и медлительными лошадьми, мог задержать — ненадолго, но большего и не требовалось. Заклятия подчинения щедро накрыли целую область. В эти радостные дни маги не жалели ни Силы, ни крови, ни времени на сборы. Вместо кучки отчаявшихся изгнанников членов Совета встретила армия. Тень победы заново вдохнула в них жизнь. Над лагерем поднимался разноцветный пар заклятий, летали нагруженные грифоны. Суетились рабы. Поход обещал быть долгим.
Хлопоты подготовки закружили, отнимая все силы, и Кати с трудом нашла время чтобы увидеть ту, кому будущая победа Амона не сулила ничего хорошего. Зиту.
Бунтарка почище Кария, Зита не примкнула к дикарям и отвергла все его предложения помощи, кроме одного: указом дикарского императора запрещалось кому бы то ни было приближаться к тесному, не больше мили в диаметре, участку каменистой земли в северных предгорьях, на полпути между бывшей Долиной магов и Империей. Там, в грубо сколоченных хижинах и небольших пещерах ютились без малого две сотни недавних рабов Долины.
Белокожие мужчины и женщины служили магам на протяжении многих поколений, и всегда их разум был скован действием Силы. Рабство было их сутью, служение — единственной целью существования. Века под заклятием, вкупе с близкородственными связями, накладывали свой неизбежный отпечаток. Чтобы не допустить вырождения, маги обеспечивали приток свежей крови. В дикарских селениях по всей Империи иногда пропадали дети или подростки — не слишком часто, при вполне естественных обстоятельствах вроде появления волков или разлива реки. На деле же их забирали маги, дабы использовать «для улучшения породы» своих рабов. Или, при необходимости, попросту пустить на кровь. Ее никогда не бывало слишком много. Как бы ни поощряли маги частые беременности рабынь, сколько бы ни появлялось на свет заведомо обреченных младенцев, все же каждая чаша крови оставалась на счету. Заклятия всегда требовали больше.
Война положила конец привычному существованию. Сотни рабов лишились жизни под ударами жертвенных ножей, еще больше погибло в сражении со своими же свободными собратьями. Немногих забрали бежавшие маги. Оставшихся получила Зита.
Воспитанница Сильной Кати, носящая в себе частицу ее разума, она так и не стала хорошим магом. И уже не станет — отказавшись, по примеру Кария, от крови. Но упорство заменяет порой Силу: медленно, одного за другим, Зита освободила-таки бывших рабов от заклятия. И — принялась обучать их. Свободе, желаниям, жизни ради самой жизни, заботе о себе и других… и магии. Успешно, вопреки всем известным законам бытия. Кати хваталась за голову, ругая безумную девчонку на все лады, и холодела при мысли, что о ее проделках узнает Амон. Пока что тайну удавалось хранить. Надолго ли?
Саму Зиту гнев Амона страшил не больше, чем холодные зимы предгорий, скудость пищи и отчаянно трудные условия жизни в ее маленьком селении. Она встретила Кати на пустынной дороге поодаль деревни, одной из первых попавшей восемь лет назад под заклятие. Сюда Кати доставил Сэт и отсюда же должен был забрать два дня спустя.
Молодая грифоница — ее черные перья отливали красным в солнечных лучах — изящно опустилась на пыльные камни. Но еще раньше, чем изогнутые когти коснулись дороги, наездница в изрядно потрепанном шерстяном одеянии соскочила вниз и повисла на шее у Кати.
— Наконец-то!
Кати обняла ее изо всех сил.
— Что еще натворила?
— Ой, не спрашивай, — Зита шагнула назад, все еще держа Кати за плечи. — Ты выглядишь такой усталой!
— На себя посмотри… Зита!
Та рассмеялась:
— Да-да, я знала, что ты рассердишься. Потому и не сказала сразу.
— Глупая девчонка, зачем?!
— Так получилось. Я рада.
— Получилось?! — Кати обреченно закатила глаза. — Четвертый раз подряд, и это говорит маг! Зита, девочка моя, пойми наконец, не время…
— А когда время, Кати? Я не проживу тысячу лет. И сто не проживу. Я люблю Рамиса. Наши дети это лучшее, что у нас есть.
Кати зажмурилась, в который уже раз изумляясь невозможности ее слов. Люблю Рамиса. Люблю. Раба. Светлокожего приземистого крепыша с мозолистыми от работы руками…
