Лиланд Модезитт - Башни Заката
Короткая песня отзвучала. Креслин встает, кладет гитару на высокий стол и снова усаживается на краешек кровати. Лоркас подается вперед:
— Да откуда ты такой взялся?
— С Крыши Мира, — отвечает уставший от лжи и притворства Креслин. — Из Западного Оплота.
— А я думала, что тамошние бойцы — женщины, — девушка растерянно хмурится, но тут же заправляет за ухо выбившуюся прядку и улыбается.
— Так оно и есть.
— Но ты-то ведь настоящий боец. Хайлин — и тот сказал, что не хотел бы с тобой столкнуться, а он никогда никого не боялся. А отец и вовсе смотрит на тебя, как на демона.
— Ну, это длинная история…
— Можешь не спешить, — она пододвигается к нему поближе. — Время у нас имеется. Хайлин сегодня не вернется, а Виердра ничего не скажет.
— А твой отец?
— Мама его от себя и на шаг не отпустит.
Креслин усмехается. Что на востоке, что на западе — некоторые вещи повсюду одни и те же.
— Меня зовут Креслин… Я родился в Черной башне… хм… Испытания? Так вот… Наверное, они знали, — он отвечает на ее вопросы, но иногда несколько невпопад: его отвлекают собственные мысли. — Эмрис не хотела обучать меня искусству клинка, она всегда была против. А Хелдра — у той имелись собственные причины… Нравился ли мне кто-нибудь? Может быть, Фиера, но она была только стражем… прежде всего стражем, — поправляется юноша, вспомнив обжигающий поцелуй у башни.
Лоркас, теплая и нежная, сидит рядом и слушает исповедь его короткой жизни. На ней та же голубая туника, что была за обедом, только волосы теперь распущены.
Как-то само собой выходит, что они откинулись на подушки, и его рука — удивительное открытие — обвивает ее талию. О некоторых вещах — таких, как Сарроннин или ночной визит Мегеры, — юноша предпочитает умолчать.
— Так ты, выходит, самый настоящий принц!
Креслин смеется: рядом с ней ему легко и спокойно.
— Не совсем. Только Ллиз может стать следующим маршалом, да и то должна подтвердить пригодность к правлению. Ей не обязательно быть лучшей среди бойцов, но она обязана владеть клинком не хуже любой из старших стражей и знать еще кучу всякой всячины… насчет торговли, политики… всего на свете.
— А ты любишь свою сестру?
— Иногда. А порой она становится совсем как маршал.
— Почему ты всегда говоришь «маршал», а не «мама»?
— Она никогда не позволяла мне назвать ее мамой.
— Но… как я понимаю, позволив тебе изучать боевые искусства, она пошла против обычая. Наверное, это далось ей непросто.
— Ну, можно, наверное, взглянуть на это и так… — Креслин прислоняется к щеке Лоркас, закрывает глаза, а когда заставляет себя открыть их, произносит:
— Все. Пожалуй, больше я рассказывать не могу.
— Вот как? — она поворачивается, обнимает его, он чувствует нежную сладость ее губ и сжимает ее в объятиях.
А потом понимает, что лучше поскорее отпустить ее. И отпускает. Лоркас мягко отстраняется и произносит:
— Если ты не обещал…
У юноши отвисает челюсть.
— Думаешь, мы не знаем, что у отца на уме? — весело, но без насмешки говорит она, а потом, одарив Креслина еще одним поцелуем, добавляет: — Кроме того, тебе наверняка предназначена принцесса. И ты ее стоишь.
— Но…
— Вспоминай меня. Почаще…
Лоркас исчезает почти так же незаметно, как и пришла. Креслину кажется, что теперь он чуть лучше понимают, что же имеют в виду мужчины востока, когда произносят слово «женщины» и многозначительно покачивают головой. Вконец обессиленный, едва успев стянуть сапоги, раздеться и, послав язычок ветра затушить лампу, он проваливается в глубокий сон. Без сновидений.
XXVIII
Креслин берет свою котомку и закидывает за спину.
— Жаль, паренек, что я не могу оставить тебя при себе, — негромко бормочет Деррилд. — Но торговля вовсе не такое доходное дело, как думают некоторые.
Креслин кивает:
— Понимаю.
Он понимает, что Деррилд не может оставить его в своем доме по ряду причин, и одна из них — белокурая девушка, находящаяся сейчас в соседней комнате. Приладив мешок и убедившись, что может без труда дотянуться до вложенного в заплечные ножны меча, юноша еще раз спрашивает:
— Так, по-твоему, лучше Герхарда не найти?
— Только Герхард ездит в Фэрхэвен регулярно и только он зарабатывает на этих поездках деньги. Каким способом — ведомо разве что демонам, так что советую тебе держаться настороже. Но если он наймет тебя, ты поедешь верхом, а это быстрее, чем топать на своих двоих. И дешевле, чем платить за фургон, — Деррилд пожимает плечами, повторив еще раз: — Будь осторожен, приятель, — и направляется к двери.
Намек понят. Креслин делает шаг в том же направлении.
— Отец? — на лестнице из кухни появляется Лоркас. — Креслин нас покидает?
— Да, — отвечает юноша, хотя вопрос обращен не к нему. — Пора и честь знать; погостил — и в дорогу.
— Тогда мне нужно попрощаться.
Обойдя отца, она подходит к Креслину, обнимает его и целует прямо в губы, да так, что юноша отвечает на поцелуй, прежде чем успевает вспомнить о присутствии Деррилда.
Когда она отстраняется, Креслин моргает.
— До свидания… — голос ее нежен и печален: в интонации чувствуется уверенность — никакого свидания уже не будет.
— До свидания, — эхом откликается неожиданно охрипший Креслии. Девушка стоит неподвижно, но когда он упавшим голосом еще раз повторяет: «До свидания», она стрелой взлетает вверх по ступеням.
— Ну, пожалуй, тебе пора.
Креслин кивает, бредет к двери и едва не спотыкается о порог.
— Обратись к Герхарду.
— Непременно.
Дверь закрывается, едва он переступает порог. Креслин оглядывается на дом, но не видит в окнах ни одного лица.
Деррилд предложил обратиться к Герхарду, и Креслин, за отсутствием каких-либо иных идей, намерен последовать этому совету. Юноша прекрасно понимает: хотя торговец принял его хорошо, взбреди ему в голову задержаться, хозяйское радушие живо сойдет на нет.
Хайлин так и не вернулся, а оставлять записку не имеет смысла по причине неграмотности наемника.
И хотя завтрак прошел в такой же душевной обстановке, как и вчерашний обед, небо над головой ясное и голубое, а Лоркас на прощание одарила его поцелуем, столь же целомудренным, сколь и волнующим, шаг юноши невольно замедляется, а серебро насвистываемых им дрожащих в утреннем воздухе нот покрывается тяжелой медью. В конце первого квартала Креслин поворачивает налево и продолжает путь вниз по склону, припоминая все сказанное (и не высказанное вслух) Деррилдом о Герхарде.
Герхарда юноша находит неподалеку от впадения узкого извилистого ручья в реку. Если Деррилда можно назвать грузным, то Герхарда — просто пузатым: складки жира нависают над его широким кожаным поясом.
