Варя Медная - Паук приглашает на танец
Я бросилась за ней, и мы вместе едва не скатились кубарем вниз, наткнувшись на Ярика. Он как раз спускался по лестнице, потрясая какой-то меховой гирляндой.
— Ой, — попятилась Иветта. — Посмотри, что наделал, всю меня измазал! — с досадой воскликнула она и кинулась к чану с водой застирываться. На её переднике теперь красовались буро-красные пятна, в которых я узнала грязь и… кровь?
То, что я приняла за гирлянду, оказалось связкой зайцев и одной куропаткой. Ярик торжественно шмякнул свои мертвые дары в центр стола.
— Так чего по кухне носишься? — справедливо возразил он.
— Господа вернулись, — догадалась Симона.
— Ага, — подтвердил мальчишка. — Велели на ужин приготовить. Леди Фабиана подбила, — кивнул он на крайнюю тушку так гордо, будто сам научил её стрелять.
— Не бог весть что принесли-то, — покачала головой Симона, приподняв за уши и оглядывая тощего зайца. Лапки и брюхо были вымазаны землёй и налипшей травой. — Ну да и то удивительно, при таком-то тумане, — заключила кухарка, тут же проворно положила тушку на спину, вспорола брюхо от головы до хвоста, сделала круговые разрезы на лапках и начала стягивать шкуру снизу, как носок.
Она проделала это так быстро, что я увидела более чем достаточно, прежде чем успела отвернуться.
— Спасибо за чай и сироп, Симона, мне пора.
— А кто в кого влюбился-то? — завертел головой Ярик.
Я бросила взгляд на Иветту, но она стояла, уже пристыженная и, к счастью, молчала.
— Никто и ни в кого, — строго отчитала ни в чём не повинного мальчика Симона. — Экими бреднями голова у тебя забита. Давай-ка дуй с кухни, мы тут делом заняты, а он какими-то любовями отвлекает!
Я была благодарна ей и сочувствовала Ярику, попавшему под горячую раздачу.
— Вы ведь не сердитесь на меня, мисс Кармель? — тронула меня за руку Иветта. — Я просто шутила, и совсем так не думаю, и вовсе не собиралась бежать наверх и всем рассказывать. Просто дразнила вас, и теперь сама не знаю зачем.
Она не притворялась: пылающие щеки говорили об искреннем раскаянии.
— Конечно, не сержусь, но мне правда пора.
Я уже поднималась по лестнице, когда Симона оторвалась от разделки и совершенно серьёзно сказала:
— Не всегда.
— Что, простите?
— Он не всегда был таким. Но, если Иветта права…
— Она ошиблась, — поспешила заверить я.
— … то лучше вам о нём забыть.
Ничего к этому не добавив, она опустила голову и снова погрузилась в работу.
ГЛАВА 21
Уже в третий раз за день я постучала в белую дверь с золотистой лепниной и розовыми завитками по углам. Услышав чинное «войдите», нажала на ручку. Внутри уже ничто не напоминало о недавнем побоище, и комната вновь была похожа на покои принцессы: подушечки были уложены на кровати по размеру, от больших к маленьким, и даже подобраны по цвету и типу материала; куклы продолжили сверлить пустыми кварцевыми глазами потолок, клетка отсутствовала, а двери и окна кукольного замка были приведены в надлежащий вид. Бабочек и сломанную палочку тоже прибрали.
Маленькая хозяйка сидела на стульчике у окна и поила из крохотной фарфоровой чашки с ручкой в виде русалки одну из своих кукол.
— Это вы, мисс Кармель…
Она вскочила и хотела по обыкновению броситься меня обнимать, но неуверенно застыла и смущённо улыбнулась.
— Вам уже лучше, миледи? — мягко спросила я.
— Да, и мне очень стыдно, что я на вас накричала, — сообщила леди Эрселла паркету, раскачиваясь на мысках.
— Вам не за что просить прощения. Давайте просто забудем об этом.
Она радостно вскинула головку:
— Значит, вы меня не возненавидели?
— Почему я должна вас ненавидеть? — удивилась я.
— Потому что я вела себя не как леди.
— Леди отличает, в первую очередь, способность достойно выйти из любой ситуации, и вы это только что сделали.
Леди Эрселла поковыряла розовой атласной туфелькой щель в полу и застенчиво осведомилась:
— Значит, теперь я могу вас обнять?
Я сама шагнула к ней и прижала кудрявую головку к груди. Девочка снова оживилась, глаза загорелись.
— Вы со мной немножко посидите?
— Конечно.
Она схватила с комода свой серебряный гребешок и протянула мне.
— Причешите меня, мисс Кармель. Мэтти, бывало, причесывала меня — всегда семь раз по семь, мы вместе считали.
Леди Эрселла поудобнее устроилась на стульчике перед зеркалом, и я принялась расчёсывать её завитушки.
— Вам нравились занятия с Мэтти, миледи?
— Да, очень. Она всегда весело рассказывала, и Мэтти была очень красивой.
— Вы по ней скучаете?
— Скучаю, — вздохнула девочка, болтая ножками, — а Микаэль вот не скучает. Он злой, ненавижу его!
— Нельзя так говорить, он ведь ваш брат.
— А можно, чтобы он не был моим братом? Ну, пожалуйста! Можно, чтобы кто-нибудь другой им был? — она откинула голову назад и заглянула мне в лицо.
— Это невозможно, — улыбнулась я. — Знаете, говорят, братья и сестры — это друзья, данные нам природой.
— Значит, природа меня не любит, — совсем уж тяжко вздохнула юная страдалица.
— Это ещё что за глупости, — мягко укорила я. — Взгляните в зеркало: да любая принцесса позеленела бы от зависти при виде эдаких кудряшек! А глаза? Ради таких принцы и совершают подвиги!
При этих словах леди Эрселла широко улыбнулась, обнажив свои неприглядные зубки. Улыбка мгновенно погасла.
— Микаэль прав: я уродина, не то что мама! Поэтому она меня не любит.
Я растерялась.
— Вы не правы, ваша мама вас любит. Просто не всегда взрослые умеют правильно показать свою любовь.
— Но почему? — поразилась девочка. — Это ведь так просто. Вот смотрите: я вас обниму и скажу, что люблю вас, и вы будете об этом знать.
Она повернулась на стульчике и обвила меня руками.
— Я вас тоже люблю, леди Эрселла, — растроганно сказала я, отвечая на ласку, и вдруг поняла, что это правда. — Просто иногда взрослым нужно куда больше смелости и времени, чтобы в этом признаться.
— Как же они тогда дают другим знать, что любят их?
Я задумалась: и правда — как?
— Ну, например, дарят друг другу подарки…
— Значит, мама меня всё-таки любит!
Девочка возбуждённо вскочила со стула.
— Поглядите, сколько она мне подарила.
Я обвела глазами комнату и вздохнула. Взгляд упал на одноногий столик с причудливыми шахматами. На костяной доске помещались тяжёлые фигуры — бронзовые слева и медные справа. По форме они напоминали плоские деревья: крона в виде металлического вензеля на тонком нефритовом основании.
