Властелин колецДве твердыни - Толкин Джон Рональд Руэл

Гимли поклонился.

– Я не посрамлю твоего герба, Повелитель Ристании, – сказал он. – Да мне и сподручней носить щит с лошадью, чем носиться на лошади. Свои ноги – они как-то надежнее. Вот отвезут меня куда надо, опустят на твердую землю – а там уж я себя покажу.

– Увидим, – сказал Теоден.

Конунг встал, и Эовин поднесла ему кубок вина.

– Фэрту Теоден хал! – промолвила она. – Прими этот кубок и почни его в нынешний добрый час. Да окрылит тебя удача, возвращайся с победой!

Теоден отпил из кубка, и она обнесла им гостей. Перед Арагорном она помедлила, устремив на него лучистые очи. Он с улыбкой взглянул на ее прекрасное лицо и, принимая кубок, невзначай коснулся затрепетавшей руки.

– Привет тебе, Арагорн, сын Арахорна! – сказала она.

– Привет и тебе, Дева Ристании, – отвечал он, помрачнев и больше не улыбаясь.

Когда круговой кубок был допит, конунг вышел из дверей чертога. Там его поджидала дворцовая стража, стояли глашатаи с трубами и собрался знатный люд из Эдораса и окрестных селений.

– Я отправляюсь в поход, может статься, последний на своем веку, – сказал Теоден. – Мой сын Теодред погиб, и нет прямых наследников трона. Наследует мне сестрин сын Эомер. Если и он не вернется, сами изберите себе государя. Однако же надо назначить правителя Эдораса на время войны. Кто из вас останется моим наместником?

Ни один не отозвался.

– Что ж, никого не назовете? Кому доверяет мой народ?

– Дому Эорла, – ответствовал за всех Гайма.

– Но Эомера я оставить не могу, да он и не останется, – сказал конунг. – А он – последний в нашем роду.

– Я не называл Эомера, – возразил Гайма. – И он в роду не последний. У него есть сестра – Эовин, дочь Эомунда. Она чиста сердцем и не ведает страха. Любезная эорлингам, пусть примет она бразды правления; она их удержит.

– Да будет так, – скрепил Теоден. – Глашатаи, оповестите народ о моей наместнице!

И конунг опустился на скамью у дверей и вручил коленопреклоненной Эовин меч и драгоценный доспех.

– Прощай, сестрина дочь! – молвил он. – В трудный час расстаемся мы, но, может, еще и свидимся в золотом чертоге. Если же нет, если нас разобьют, уцелевшие ратники стекутся в теснину Дунхерга: там вы еще долго продержитесь.

– Напрасны эти слова, – сказала она. – Но до вашего возвращенья мне день покажется с год.

И, говоря так, взглянула на Арагорна, стоявшего рядом.

– Конунг вернется, – сказал тот. – Не тревожься! Не на западе – на востоке ждет нас роковая битва!

Теоден и Гэндальф возглавляли молчаливое шествие, растянувшееся по длинной извилистой лестнице. Возле крепостных ворот Арагорн обернулся. С возвышенного крыльца, от дверей золотого чертога смотрела им вслед Эовин, опершись на меч обеими руками. Ее шлем и броня блистали в солнечных лучах.

Гимли шел рядом с Леголасом, держа секиру на плече.

– Ну, наконец-то раскачались! – сказал он. – Ох и народ эти люди – за все про все у них разговор. А у меня уж руки чешутся, охота секирой помахать. Хотя ристанийцы-то небось тоже рубаки отчаянные. А все ж таки не по мне такая война: поле боя невесть где, как хочешь, так и добирайся. Ладно бы пешком, а то трясись, мешок мешком, на луке у Гэндальфа.

– Завидное местечко, – сказал Леголас. – Да ты не волнуйся, Гэндальф тебя, чуть что, живенько на землю спустит, а Светозар ему за это спасибо скажет. Верхом-то секирой не помашешь.

– А гномы верхом и не воюют. С лошади удобно разве что людям затылки брить, а не оркам рубить головы, – сказал Гимли, поглаживая топорище.

У ворот выстроилось ополчение: и стар, и млад – все уже в седлах и в полном доспехе. Собралось больше тысячи; колыхался лес копий. Теодена встретили громким, радостным кличем и подвели его коня, именем Белогрив. Наготове стояли кони Арагорна и Леголаса. Покинутый Гимли только было насупился, как к нему подошел Эомер с конем в поводу.

– Привет тебе, Гимли, сын Глоина! – сказал он. – Вот видишь, все недосуг поучиться у тебя учтивости. Но, может, мы пока не будем квитаться? Обещаю, что более ни словом не задену Владычицу Золотого Леса.

– Я готов отложить наш расчет, Эомер, сын Эомунда, – важно отозвался Гимли. – Но если тебе выпадет случай воочию увидеть царицу Галадриэль, ты либо признаешь ее прекраснейшей на свете, либо выйдешь со мной на поединок.

– Да будет так! – сказал Эомер. – До тех пор, однако, прости мои необдуманные слова и в знак прощения изъяви, если можно, согласие быть моим спутником. Гэндальф поедет впереди, вместе с конунгом; а мой конь Огненог, с твоего позволения, охотно свезет нас двоих.

– Согласен и благодарен, – ответил польщенный вежливой речью Гимли. – Только пусть мой друг Леголас едет рядом с нами.

– Решено! – сказал Эомер. – Слева поедет Леголас, справа – Арагорн; кто устоит против нас четверых?

– А где Светозар? – спросил Гэндальф.

– Пасется у реки, – сказали ему. – И никого к себе близко не подпускает. Вон он, там, близ переправы, легкой тенью мелькает в ивняке.

Гэндальф свистнул и громко кликнул коня; Светозар переливисто заржал в ответ и примчался в мгновение ока.

– Западный ветер во плоти, да и только, – сказал Эомер, любуясь статью и норовом благородного скакуна.

– Как тут не подарить, – заметил Теоден. – Впрочем, – повысил он голос, – слушайте все! Да будет ведомый всем вам Гэндальф Серая Хламида, муж совета и брани, отныне и присно желанным гостем нашим, сановником Ристании и предводителем эорлингов; и да будет слово мое нерушимо, пока не померкнет слава Эорла! Дарю ему – слышите? – Светозара, коня из коней Мустангрима!

– Спасибо тебе, конунг Теоден, – молвил Гэндальф. Он скинул свой ветхий плащ и отбросил широкополую шляпу. На нем не было ни шлема, ни брони; снежным блеском сверкнули его седины и засияло белое облачение.

– С нами наш Белый Всадник! – воскликнул Арагорн, и войско подхватило клич.

– С нами конунг и Белый Всадник! – пронеслось по рядам. – Эорлинги, вперед!

Протяжно запели трубы. Кони вздыбились и заржали. Копья грянули о щиты. Конунг воздел руку, и точно могучий порыв ветра взметнул последнюю рать Ристании: громоносная туча помчалась на запад.

Эовин провожала взглядом дальние отблески тысячи копий на зеленой равнине, одиноко стоя у дверей опустевшего чертога.

Глава VII

Хельмово ущелье

Когда отъезжали от Эдораса, солнце уже клонилось к западу, светило в глаза, и простертую справа Ристанийскую равнину застилала золотистая дымка. Наезженная угорная дорога вилась то верхом, то низом, разметав густые сочные травы, истоптанными бродами пересекая быстрые мутные речонки. В дальнем далеке, на северо-западе, возникали Мглистые горы, все темнее и выше, обрисованные зарей. Вечерело.

А войско мчалось во весь опор, почти что без остановок: боялись промедлить, надеялись не опоздать и торопили коней. Резвей и выносливей их не бывало в Средиземье, однако же и путь перед ними лежал неблизкий: добрых сорок лиг по прямой, а дорогою – миль сто сорок от Эдораса до Изенгардской переправы, где рати Ристании отражали Сарумановы полчища.

Надвинулась ночь, и войско наконец остановилось; пять с лишним часов проскакали они, но не одолели еще и половины пути. Расположились на ночлег широким кругом, при свете звезд и тусклого месяца. На всякий случай костров не жгли; выставили круговое охранение и выслали дозорных, серыми тенями мелькавших по ложбинам. Ночь тянулась медленно и бестревожно. Наутро запели рога, и дружина в одночасье снова тронулась в путь.

Мутновато-безоблачное небо стояло над ними, и наваливалась не по-вешнему тяжкая духота. В туманной поволоке вставало солнце, а за ним омрачала тусклые небеса черная, хищная, грозовая темень. И ей навстречу, с северо-запада, расползалась у подножия Мглистых гор подлая темнота из Колдовской логовины.

Гэндальф придержал коня и поравнялся с Леголасом, ехавшим в строю возле Эомера.