Сказки тени (СИ) - Сомору Войцех

Эти твари никогда его не трогали, если были заняты. Стоило им заметить человека, как они сходили с ума, но мимо Дэмина проходили, словно он был тенью. И всё же он чувствовал, что попадаться им лишний раз на глаза не стоит, а ещё совершенно точно нельзя оставаться там, где пролилась кровь. Совсем рядом стоял заброшенный дом. Если никто не забрался в него, чтобы переждать эту ночь, то можно было бы там отсидеться.

Дэмин шёл по знакомым переулкам, огибая места, откуда доносились плач, звуки борьбы и вопли. Несколько раз ему попадались тела — изуродованные, как его соседка, обглоданные до костей или порванные на куски, — но он переступал через них, как через любой другой мусор. Обычная картина для трущоб; трупы людей, убитых ворьём, голодом или демонами, могли гнить в канавах целую неделю, прежде чем кто-нибудь сподобился бы прислать повозку, чтобы их увезти. За свою короткую жизнь Дэмин не знал ничего другого и вовсе не торопился подставлять шею, чтобы заплатить миру чистой монетой в ответ. Рвут на части — хорошо, что не его; умирают — не он, и на том спасибо.

Однако он удивился, когда за очередным поворотом наткнулся на тех же монахов, что разглагольствовали днём рядом с меняльной лавкой. Они неслись вперёд по улице; полы широких одеяний мешали бегу, ветер путался в длинных, до самой земли, рукавах ханьфу. За ними гнался трёхногий демон, больше похожий на помесь человека и волка, с по-звериному выгнутыми голыми лапами, чудовищной пастью и человеческими глазами. Тварь с трудом передвигалась, всё время припадая на отсутствующую конечность, и хрипло дышала.

Дэмин на секунду замер, переводя взгляд с демона на монахов и обратно. А когда те поравнялись с ним, он оторвался от стены и пнул ящик под ноги первому, отчего все трое покатились кубарем друг за другом. Демон, почуяв лёгкую добычу, рванулся вперёд и подмял под себя одного из мужчин. Взгляд налитых кровью глаз на мгновение задержался на Дэмине, и тот мог поклясться, что чудовище улыбалось ему, смыкая зубы на чужой шее.

Дэмин медленно обошёл его, продолжая двигаться к заброшенному дому.

«Недеяние есть благо. Путь учит вас, как следовать миропорядку, а не сиюминутным человеческим желаниям. Так почему же вы бежали?» — думал Дэмин, ускоряя шаг.

Дэмин никогда бы никому не признался, но он любил Ночное шествие. Демоны, заполонившие улицы, казались ему ближе людей. В их глазах не было эмоций. Их поведение он легко мог предсказать. Они ели, потому что голодны. Их вели инстинкты, как и животных. Каждую ночь демоны выходили на охоту, и она казалась даже честной: они не отнимали вещи, не били и не угрожали просто так. В их поведении была успокаивающая логика, и единственное, что действительно злило Дэмина, — это то, что он не мог взять их под контроль.

* бэйцзы — накидка, свободное пальто.

Глава 17. Переговоры

Тао снился дракон, но это был не Юнсан.

Громовой змей взмывал над Сорааном; искры извергались из его огромной пасти и разлетались, рассеиваясь по небу и оседая на нём белыми звёздами. В глазах дракона плескался свет, испепеляющий и яркий — приходилось щуриться, глядя на существо, сотканное из стихии, величественное и пугающее даже дэва. В чистом небе полыхали клинки молний; земля под ногами Тао стонала и вздымалась, наседая на стены города, а где-то вдалеке ревело море. Циян бунтовал, по велению неизвестного дракона пытаясь отторгнуть от себя чужаков: Тао никогда не видел чего-то столь разрушительного и завораживающего одновременно. Тяжелая когтистая лапа вцепилась в стену, собираясь смять её…

Но стена о ж и л а. Камень просел под когтями, выгнулся, меняясь на глазах Тао и становясь мягким, а затем и вовсе распался на что-то дышащее, пульсирующее, обволакивающее лапу, точно щупальца, и затягивающее внутрь. Серый камень обернулся в алые вены, на нём вспухли белые жилы, открылись глаза, проросли зубы, тут же цепляясь за чешую. Дракон взревел и попытался вырвать лапу, а в следующее мгновение то, что Тао принимал за дерево или дворец в центре города, — зашевелилось. Пространство дрогнуло и вскрылось разломом, из которого Тень скользнула наружу, вцепившись в морду дракона.

— Я же говорил тебе, Юань, это моё место.

Он знал этот голос. Тао попятился, потому что рык совершенно точно принадлежал Заану. Тень даже не собиралась принимать конкретную форму, она кружила вокруг дракона, срывая с него чешую, оплетая своими щупальцами и вбивая мордой в стену, прямо в это живое месиво. Чем сильнее существо пыталось вырваться, тем больше увязало: вот уже и вторую лапу поглотило нечто, из которого на самом деле состоял этот проклятый город.

Тень хохотала.

— Твоя проблема в том, что ты даже не дождался своих сыновей. Так хотел уничтожить всё сам. Ох уж этот жестокий свет Неба...

Тень скользнула вокруг огромной морды дракона, тугими кольцами сомкнувшись на его шее. Хрустнули позвонки. Свернув голову существу, Тень проникла в его глаза и заползла внутрь. Земля осела, молнии исчезли, а ветер улёгся. Стало темно и холодно.

— Может, Юнсан не будет столь глупым лун-ваном, а, Юань? — шелестела Тень. — Ты много на себя взял. Тебе пора на покой.

Тень вырвала из пасти дракона огромную жемчужину и сбросила уже разлагающиеся останки вниз, ко рву. Мир дрогнул, точно время ускользало вперёд. От колоссального тела остался лишь скелет, переброшенный через ров, точно мост.

И Тао вдруг понял, что уже шёл по этому мосту.

Он проснулся с криком, невольно сжав метлу и не сразу понимая, где находится. Крылья забились, но Тао не мог взлететь, только отскочить в угол, нервно оглядываясь. Вслед за испугом пришла боль, обнявшая виски огненным кольцом, и Тао застонал. Его мутило, кружилась голова, но вокруг не было ни странного дракона, ни страшной Тени, ни той живой погани из камня.

— Плохой сон?

Из другого угла комнаты, играясь с каким-то омерзительным многоногим насекомым, на него смотрела Первая. Её рыжие волосы окончательно спутались, а глаза горели в темноте, точно у кошки. Икнув, Тао замотал головой. Это был совершенно лишний жест, вызвавший новый виток острой боли.

— Так… Приснилась старая история. И голова раскалывается.

— Кувшин пустой валяется. Наверное, у тебя похмелье.

— По... что?

— У людей всегда болит голова, когда они пьют много вина. — Первая вдруг как-то незаметно оказалась перед ним, положила когтистые пальцы ему на колени и требовательно заглянула в глаза. Тао невольно вздрогнул. — Какие они, сны?

— Эм... Разные. Иногда яркие, иногда страшные. И наоборот. Отец говорил, что во сне душа отдыхает, вот и фантазирует всякое. А у вас…

— Нет души, да. — Первая посадила на плечо Тао многоножку и покачала головой. — У нас есть Тень. Это одна душа на всех, дэв.

— Неправда!

— Правда.

— Тень не перерождается, Тень извращает. Ваша Бездна — это просто... просто…

— Ну? — Первая выглядела серьёзной, но её выдавали ехидно приподнятые уголки рта.

— Ошибка! — Кричать тоже было невероятно плохой идеей. Тао стиснул зубы и стал оглядываться: есть ли где-то рядом кувшин с водой?

— Слова Юнсана. А он повторяет Юаня. А Юань уже ничего не повторит. — Первая хихикнула, встала, отряхнула шаровары и, пританцовывая, закружилась по дому Цена. — Не цените речь, пташки. Вот и городите всякое, придумываете, изворачиваетесь, а потом голова болит. Зато чешуя яркая, крылья пушистые, глаза слепые, а уши глухие. Смешно.

— Я тебя совсем не понимаю.

— Вот и я о том же. Не это искал? — Первая ткнула пальцем в один из кувшинов, и Тао, кое-как встав в полумраке, подобрался к нему, чтобы жадно сделать глоток…. и тут же выплюнуть всё на пол.

— Вино! Фу! Ты... Да ты!..

— Клин клином, — хихикнула Первая, наблюдая за Тао. — Знаешь же, как дрова рубят? Застрянет клинышек, не расколет полено, — так только другим и выбивают. Вот и вас так же.