Три принца (СИ) - Селютин Алексей Викторович

— Я помню парня, — Сималион состроил кислую мину. — Мягкий он слишком. Не из королевского теста… Прошу прощения, Ваше Высочество…

— Конечно, мастер. Продолжай.

— Задумчивый, весь в себе. Слаб духом, слаб телом. В руки металл брать не желал. Не умел решать самостоятельно, другим доверялся… Я всегда знал, что такова будет его судьба — плестись на поводу, как теля… Простите, Ваше Высочество.

Принц промолчал. Было очевидно, что слова именитого мастера о брате ему не по душе.

— Но я его узнаю. Обязательно узнаю. Он терял облик на моих глазах. Превращался в одухотворённого боголюба. Если ты, милих, решишь вернуть сына отцу, я с тобой. Это важное дело. Не только во славу короны, а во славу добра.

— Святой отец, что скажешь ты? Уверен, ты тоже знал Терезина.

— Знал, — отец Эриамон, вошедший в круг моих доверенных лиц и нисколько не сомневающийся в избранности именного этого анирана, всегда давал дельные советы. Он хорошо разбирался в местной религиозной кухне и был неоценим, как союзник. — Примо Сималион правы, Терезин — ведомый. Он жадно слушал проповеди… В том числе и мои… И через некоторое время созрел. Его переполняла кипучая энергия. Но не делу короне он хотел её посвятить. А делу замаливания грехов тех нечестивцев, кто всё ещё сомневался в заслуженности наказания. Перед самым паломничеством он проводил в храме всё своё время. Всё сильнее убеждался в правильности предстоящего поступка. И ушёл. Ушёл вместе с тысячами тех, кто искал искупления.

— Меня интересует, как ты смотришь на то, чтобы вырвать его из лап Эвенета? И захочет ли он быть вырванным?

— Конечно, не захочет, — фыркнул Эриамон. — Кто захочет, чтобы его вырвали из семьи? Я даже уверен, если святой отец Эвенет прикажет Терезину самому спуститься в темницу и сгинуть там, тот согласится. Его убеждения непогрешимы…

— Но?… Я чувствую, что дальше последует "но".

— Но спасти его необходимо. И спасти его может лишь милих — лишь ты, — святой отец указал на меня пальцем. — Ибо его вера в тебя абсолютна. Даже Триединый, — отец Эриамон осенил себя знаком. — Не сможет заставить его служить себе, если появится аниран. Тот аниран, кто словами и делами докажет, что пришёл спасти не только его, но и весь мир.

— То есть ты, святой отец, намекаешь, что идти надо?

— Не намекаю, а говорю — идти необходимо. Но идти не одному. И не только с мастером Сималионом. Надо идти во главе многотысячной армии! — святой отец Эриамон аж в размерах увеличился, когда принял гордую позу. — Идти на восток выручать не только одну заблудшую овцу, а всех. Все те души, что страдают и истязают себя, что не знают о прибытии милиха и не верят в грядущее исцеление, обязаны быть спасены. И чтобы милиху позволили это сделать, уверен, необходима армия. Я, как никто, знаю, что спасать тех, кого нужно спасать, ему не позволят.

Я задумчиво почесал макушку. Святой отец Эриамон уже смотрит на мир правильным взглядом. Видимо, сказывается долгое путешествие вместе со мной. Даже словами моими говорит.

Но идти с армией через всю страну несвоевременно. Армии, как таковой, ещё нет. Наверное, около десятка тысяч слабо обученных солдат во всей Астризии наберётся. К тому же, боевой потенциал этой армии пока ещё крайне низок. Нужны декады обучений, декады муштры. Нужны толковые сотники и тысячники. Но самое главное, нужны боевые столкновения. Боевое крещение, можно сказать. Типа таких, когда в Обертоне гарнизон Каталама разобрался с храмовниками. В письмах Его Величество весьма довольно отзывался о старом-новом тысячнике.

И таких, как Каталам, мне нужны десятки. А таких солдат, как под его управлением, десятки тысяч. Без таких начальных данных марш-бросок через всю страну бессмыслен. Эвенет задолго до нашего прибытия обо всём узнает. И, я уверен, бросит навстречу не только всех своих храмовников, но и всех паломников. Даст каждому вилы в руки и прикажет, отдавая сотню за одного, воткнуть эти вилы в пузо каждого гессера. А если ещё и Эоанит вовремя подсуетится, ведь в чём в чём, а в глупости его никак нельзя обвинить, мы очень сильно рискуем сказать "прощай" не только наркотическим садам, но и Обертону.

Я бросил взгляд на Дейдру. Она машинально покачивала ребёнка, озабоченно смотря в мои глаза.

— А что скажешь ты, милая?

Её мнение для меня тоже что-то значило. Хоть я был уверен, что она, многое пережившая и многого натерпевшаяся, сразу начнёт отговаривать. Испуганный взгляд как бы намекает…

На Дейдру посмотрели все собравшиеся в комнате, когда она застыла, будто размышляла о чём-то.

— Ты должен спасти всех, кого можешь спасти, — тихо произнесла она. — Ведь милих для этого и спустился с небес… Я вижу твой удивлённый взгляд. Но, поверь, я уже подумала. Уже испугалась и уже решила. Дела государства гораздо важнее, чем моё личное счастье. Даже я мало что значу, по сравнению со спасением сына самого короля…

Она бросила короткий взгляд на собственного сына. А потом сурово посмотрела на меня, как бы показывая, что именно для неё самое важное. И чью жизнь она будет защищать первым делом.

— …Но надо действовать скрытно. Слух о прибытии анирана в Валензон прибыл задолго до прибытия самого анирана. Все к этому были готовы. Если ты… Если ты так же открыто пойдёшь на восток, я боюсь, тебя не встретят подобающе.

Я очень хорошо понял, что она имеет в виду. Ведь сам ни раз за прошедшие дни рассказывал ей, как обстояли дела в Обертоне. С кем пришлось повстречаться, с кем поконфликтовать, а кого и головы лишить. А так же рассказал, почему местная церковь уже не любит анирана. И почему в скором времени начнёт ненавидеть. Если, конечно, уже не ненавидит.

— Скрытность — половина успеха на охоте, — Феилин понял слова Дейдры своеобразно. Но смысл в его словах, несомненно, присутствовал.

— Женщина анирана права, — Тангвину было немного неловко оттого, что по статусу он занимал высшую ступеньку, а в этом кругу вынужден был ждать момента, когда ему позволят высказаться. — Власть святых отцов у Чуда Астризии непререкаема. Плавин… Винлимар… Наместники этих городов с Его Величеством разговаривают, не страшась. Они знают, что за их спиной стоит кто-то не менее могущественный. Если милих поведёт войско, уверен, никто из наместников не откроет милиху врата в город. Скорее его встретят кипящим маслом. Поэтому милиху надо отправляться тайно. Как паломник. Весна близко. А за ней последует тёплое лето. Самое время паломникам со всей Астризии стягиваться к Храму и вымаливать прощение. Пусть милих станет одним из них. Пусть вместе со всеми совершит восхождение, оставит дары на ступенях и вознесёт молитву. Осмотрится, найдёт брата, вырвет из лап священнослужителей и вернёт отцу.

Тангвин глаголил истину. Примерно к такому решению я и склонялся. Про паломничество я уже знал немало. И знал, что оно совершается цветущей весной и тёплым летом, а не пасмурной осенью и холодной зимой. Затеряться в толпе и посмотреть на всё своими глазами было бы очень неплохим решением. Вместе со свежим мясом взойти по спиральным дорогам к Храму, возможно увидеть Эвенета, найти пацана и увести его. Ведь реально глупо ехать на восток, крича во все стороны: "Прочь с дороги! Аниран едет!". Нужно действовать инкогнито.

— Путь будет долог? — я посмотрел на Тангвина.

— Долог. Если милих выйдет одвуконь, как только подсохнут дороги, лишь через шесть-семь декад он доберётся до Плавина — города на озере Холетер. Самого большого озера на просторах Астризии. Там как раз лесосплав начнётся… Паломники будут стягиваться… В общем, движение на озере станет оживлённым. Через всё озеро, а потом по реке милих прибудет в Винлимар — столицу восточных краёв. И оттуда есть лишь один путь — к Чуду Астризии. Тракт проложен не хуже, чем от Равенфира к Обертону. Невозможно заблудиться… В общем, к началу лета милих должен прибыть. И у него будет целое лето на то, чтобы осмотреться и всё изучить.

— А как потом обратно? — поморщился я.

— Так же, как и туда.