Вспомни меня (ЛП) - Бобульски Челси
Волны разбиваются о лодку, отель маячит передо мной. Мужчина с зачёсанными назад волосами и чересчур широкой улыбкой приветствует меня в вестибюле, и я делаю шаг назад, дабы меня не стошнило на его дорогие туфли. Коридорный, который, на самом деле, не коридорный, и который заставляет меня смеяться, лежит со мной на залитом лунным светом пляже и дарит мне крошечный лучик надежды, который я не могу объяснить.
— Нелл? — я слышу, как Макс спрашивает. — Ты в порядке?
Такое ощущение, что кто-то вонзает кирку в мою роговицу. Я скриплю зубами от боли.
Танцуя в бальном зале, я глазами всегда ищу кого-то в толпе. Спорю с мужчиной со слишком широкой улыбкой — он хочет ударить меня, но никогда не сделает этого на публике, поэтому я стою на своём.
Плавание, рыбалка, верховая езда и поцелуи в тайных, укромных местах.
Решение.
План.
Пистолет.
А потом изображения исчезают.
Болевые ощущения в моём черепе превращаются в тупую, постоянную боль.
Макс кладёт руку мне на плечо.
— Хочешь я позвоню твоему отцу?
— Нет, — говорю я, опуская руки.
Они дрожат, как стучащие зубы, и я сжимаю их вместе, так что костяшки пальцев не белеют.
— Нет, я, эм… Думаю, мне просто нужно немного поспать. Я не очень хорошо себя чувствую.
— Да, определённо. Возьми выходной. Я справлюсь и без тебя.
Я поднимаю на него взгляд. На долю секунду он совсем не похож на Макса. Его лицо меняется на кого-то, кого я не узнаю, а его одежда меняется с узких джинсов и серой футболки на старомодный твидовый костюм. Я зажмуриваюсь и снова открываю глаза.
Макс смотрит на меня сверху вниз, его одежда вернулась к прежнему виду.
— Хорошо, — говорю я, отступая назад. — Спасибо.
— Хочешь, я провожу тебя до твоей комнаты?
— Нет, — говорю я, хотя ноги подкашиваются подо мной. — Со мной всё будет в порядке.
Мне каким-то образом удаётся выбраться в главный коридор подвала и подняться на первый этаж, не упав, хотя мир вокруг меня кренится. В животе хлюпает, а по линии волос стекают капли холодного пота. Думаю, что меня может стошнить, но это наименьшая из моих забот.
Все, кто проходит мимо меня — маленькие дети в купальниках, парочки, разглядывающие витрины, и служащие отелей, — все они меняются, как и Макс. Но, в отличие от Макса, они не возвращаются в нормальное состояние, когда я закрываю глаза. Они мелькают через разные лица и типы телосложения, различную одежду и различные прически. Длинные платья и твидовые костюмы сменяются короткими открытыми платьями и жакетами в тонкую полоску. Юбки в обтяжку пятидесятых годов и плиссированные мужские брюки превращаются в платья с запахом в пейсли и кожаные жилеты с бахромой. Большие, дразнящие причёски и неоновые поясные сумки превращаются в толстовки и джинсы, майки и джинсовые шорты.
Они кружатся и кружатся, как карусель. Я закрываю глаза и прижимаю руку к стене, нащупывая поворот в вестибюль. Я слышу, как кто-то спрашивает: — Как ты думаешь, с этой девушкой всё в порядке? а кто-то другой отвечает: — По-моему, прошлой ночью было слишком весело.
Ни один из них не останавливается, чтобы помочь мне.
Как только я чувствую угол стены под своими пальцами, я снова открываю глаза.
«Всё в порядке, ты в порядке, всё в порядке, — говорю я себе. — Ты перестанешь упрямиться и позвонишь доктору Роби. Чего бы это ни стоило, ты всё исправишь. Всё в порядке, с тобой всё в порядке, всё в порядке…»
Войти в вестибюль — всё равно что войти в дом развлечений3. Людей слишком много, и все они меняются. Мужчины становятся женщинами, а женщины становятся мужчинами, и это похоже на то, что на каждого из них наложено слайд-шоу из фотографий, на которых мелькают разные люди из разных эпох, но изображения меняются слишком быстро, чтобы кого-то разглядеть. Я пытаюсь сделать шаг вперёд, но моё зрение сужается.
— Кто-нибудь.
Мой голос звучит отстранено, как будто он исходит не от меня, и я знаю, что он недостаточно громкий.
Я пытаюсь ещё раз.
— Кто-нибудь… пожалуйста. Помогите мне.
Я протягиваю руку к старику. Он превращается в более молодого, худощавого мужчину в цилиндре и очках, затем в женщину с короткими чёрными волосами и тёмно-красной помадой. В толстого мужчину в огромных резиновых штанах и с удочкой в руках, платиновую блондинку с жемчугом на шее, подростка с блестящими тенями на веках и в ярко-зелёных колготках, парня лет двадцати в клетчатых шортах и белом поло под мятно-зелёным свитером.
Все они разные люди, но у всех на лицах одинаковое выражение удивления, смешанного с отвращением, когда они проходят мимо меня.
Я пытаюсь вдохнуть, но мои лёгкие словно разучились работать.
— Я… не могу… дышать.
Темнота, витающая по краям моего зрения, просачивается внутрь.
— Нелл?
Алек появляется передо мной. Его одежда меняется, как и у всех остальных — униформа коридорного, вельветовые брюки на подтяжках поверх синей рубашки, брюки с высокой талией и пиджаком, брюки клёш и пуговицы, брюки цвета хаки и вязаный свитер — но, в отличие от всех остальных, его лицо не меняется.
Это всегда он.
Мои ноги подгибаются.
Алек подхватывает меня на руки и прижимает к своей груди.
— Не волнуйся, — говорит он. — Я держу тебя.
Его аромат — сандалового дерева, цветов лимона и чистого белья — окутывает меня, и моё сердце бешено колотится в груди, а тело ощущается таким тяжёлым, что кажется, будто оно падает к центру Земли.
Но мои лёгкие снова наполняются воздухом, и я больше не тону.
ГЛАВА 33
ЛИЯ
ПРАЗДНИЧНЫЙ УЖИН В ЧЕСТЬ ЧЕТВЕРТОГО ИЮЛЯ сопровождается фейерверком и симфоническим концертом на лужайке перед домом. Я симулирую очередную головную боль и убеждаю маму, что мне нужно прилечь, чтобы быть полезной на сегодняшнем балу. Ей это не нравится, но двое мужчин, которые обычно интересовались бы моим местонахождением — мой отец и Лон — слишком заняты лестью бизнес-магнатам и другим важным деятелям промышленности, чтобы заметить моё отсутствие, поэтому она соглашается.
Я встречаюсь с Алеком в холле пятого этажа у бельевого шкафа, как и планировалось. Он приветствует меня распростёртыми объятиями, кружа по широкому кругу.
Я бью его в грудь.
— Отпусти меня. Кто-нибудь увидит.
— Все снаружи, — говорит он.
Моё сердце учащённо бьётся, когда он рукой берёт меня за подбородок, запрокидывая мою голову. Сначала он целует меня нежно, но из глубин моего горла вырывается стон, и я вцепляюсь в его спину, желая большего. Он прижимает меня к стене, придавливая своим длинным, поджарым телом, его мышцы под одеждой твёрдые, как гранит. Его губы пожирают мои, пока мы не становимся одним дыханием, душой и существом.
Алек прерывает поцелуй. Он задыхается, и каждый вдох дрожит от желания. Он прислоняется своим лбом к моему и закрывает глаза.
— Ты хоть понимаешь, что ты делаешь со мной, Аурелия Сарджент?
— Если это хотя бы половина того, что ты делаешь со мной, то ты, должно быть, сходишь с ума.
— Я потерял разум и сердце из-за тебя, Лия, — он открывает глаза. — Ты околдовала меня.
Я улыбаюсь.
— Давай. Твоя мама ждёт нас.
* * *
Мать Алека делит комнату с другой прачкой, но её соседка по комнате на улице, наслаждается музыкой и фейерверками. Комната уютная, с двумя кроватями, двумя комодами и двумя умывальниками. В центре комнаты стоит небольшой круглый стол, окруженный четырьмя хилыми стульями. На столе стоит чайник с чаем и тарелка с булочками, которые я узнаю по вчерашнему завтраку в столовой.
Мать Алека, Оря, маленькая бледная женщина со светлыми волосами и глазами цвета соли, осматривает меня, пока Алек представляет нас. Слишком поздно я осознаю жжение вокруг губ и носа, где щетина Алека поцарапала меня, и я могу только молиться, чтобы освещение было слишком тусклым, чтобы она заметила.
