Александр Забусов - Кривич
Направив лошадь к передней повозке, Савар с седла склонился к лицу боевого товарища. Тело покойного вытянулось на устроенном лежбище в полный рост, из полотна повязок на голове, со следами спекшейся крови, выделялся заострившийся нос на бледном восковом лице. Умиротворение черт на нем, указывало на то, что боли воин больше не чувствует, что он уже совсем ничего не чувствует. Он умер.
Тогда, сразу после ночного побоища, хазарин вышел на задворки боярского укрепленного подворья, сюда же стягивались все выжившие. От полуторасотенного отряда, остались крохи, среди которых небыло никого, кто был бы не ранен. Голова израненного боярича, находившегося в бессознательном состоянии, покоилась на коленях у Останца, людина преклонных лет, с подачи Монзырева, в походе исполнявшего при Мишке роль дядьки.
«Как он?» — устало спросил шад.
«Плох. До Павлины треба везть, иначе кончится».
Спасительное забытье помогало молодому человеку не умереть от болевого шока. Пересиливая усталость и боль в наспех перевязанных ранах, шад поковылял глянуть, что можно было выбрать из «переживших» ночные пожары и буйство прорвавшихся половцев, повозок. Куда уложить раненых для их перевозки. Отправил Мошега на розыск лошадей. Время завертелось, отсчитывая свой шаг. Случилась встреча с черниговским сотником, сам отъезд, из-за боязни за жизнь раненых, больше походивший на бегство.
Перед отъездом к Савару подошел Девятко, старший у северян.
«Ты прости нас, княжич, — смущаясь, проговорил он. — Не пойдем мы с тобой. Боярин наш погиб, да от дружины его, нас шестеро-то всего и выжило. Ежели мы, где поляжем, кто тогда малого боярича на крыло ставить будет, хозяйство боярское захистит? Смерды землю поднимут, а вот меч в руке держать, только вои научат».
«Добро. Никаких нареканий на вас нет. Оставайтесь. Сами управимся».
Так и расстались, увезли своих тяжелых на повозках, да вот беда, за три дня езды, по дороге они перемерли почти все. Теперь, вот и Михаила не стало, одного дня не дотянул до бабкиной избушки. Видать, так на его роду написано было.
— 13-
Еще не подъехав к основным силам противника, Олег с товарищами ощутили присутствие чужаков. По многострадальной территории южной Руси, враг прошелся огнем и мечом, словно браконьер с сетью по мелкому прудику. Сожженные городища, пустые деревни, на улицах которых лежали никем не захороненные тела смердов, в основном стариков и детей. Не слышно голосов скотины в хлевах, избы зияют пустыми глазницами оконных проемов, двери нараспашку. Картина ужасала своей безысходностью.
Не привлекая к себе внимания, пропустили мимо два половецких разъезда. С запада, по Черниговскому шляху, степняки провели большой караван телег с награбленным добром. За доверху нагруженными повозками, тащились, еле переставляя уставшие за дорогу ноги, пленные русичи. Людей за связанные руки прицепили к длинным веревкам, закрепленным за задние борта телег. Лихие наездники, снующие взад, вперед вдоль дорожного поезда, плетьми подгоняли бредущих славян. Переговаривались, смеялись, радуясь добыче.
Сам стан, заставил кривичей крепко призадуматься. Такого скопления воинства они в своей жизни еще не видели. Издали, остановившись на лесной опушке, наблюдали, как спешенные степняки штурмуют высокие каменные стены города. По длинным, штурмовым лестницам, прикрываясь щитами, половцы, как муравьи, лезли вверх. Тучи стрел с обеих сторон, пожинают скорбный урожай. Идан указал на клубы дыма за городскими стенами.
— Тяжко приходится курянам. В городе горят постройки.
— Слишком много ворога собралось под стенами. Сдюжим ли мы? — засомневался Велибор.
— Ничего, глаза боятся, руки делают. Так боярин всегда говорит, — вспомнил Ослябя.
— Судя по всему, города им сегодня не взять, — глядя на жалкие потуги половцев, преодолеть стену, констатировал Олег. — Значит, дождемся, когда выдохнутся, да ближе к вечеру и сами начнем.
К концу подходил четвертый день осады Курска. С переменным успехом орда и дружина города вели сражение на стенах, неся невосполнимые потери. Никогда ранее, куряне не видели под стенами своего города столь огромного воинства. Сверху были хорошо видны конные потоки кочевников, заполонившие окрестности. Крики людей, ржание и топот копыт лошадей, растворили в себе все посторонние звуки. Даже при слабом ветерке от скопления кочевников, в сторону славян исходил чужеродный запах застарелого пота вперемешку с квашеным молоком, заставляя с нарастающей в сердцах тревогой оценивать силу врага, его количество и качественные показатели навыков и вооружения.
За те дни, что половцы похозяйничали по округе, городские посады, вынесенные далеко за стены укреплений, превратились в свежие головешки потухших кострищ. Все поля и огороды, вражья рать пустила под копыта табунов. Земля не скоро сможет родить хоть что-то на таких местах. На глаза многим женщинам наворачивались слезы, порушен уклад жизни, в стычках со степняками полегли отцы, мужья, их сыновья, и враг при этом не повержен, враг у ворот.
Воины русской дружины уже отбили десяток штурмов. Городские ворота устояли даже тогда, когда со стороны степи появившийся смерч, с невероятно огромной силой ударил в них, не осилив, рассыпался сухой пылью к их подножью, оставив после себя чутьли не барханы мусора.
Сегодня после «трудового дня», усталые воины, те, кому посчастливилось выжить, усевшись вокруг костров, жарили мясо, пили хмельную славянскую брагу, отдыхали, вели беседы. У себя в шатре, главный хан орды собрал старейшин и кам. Сильный, порывистый, не терпевший чтоб кто-либо прервал его речь, он «строил» своих куренных. Старейшины понурив головы, внемлили его упрекам. Прервавшись самостоятельно, большими глотками отпил красного вина из походной чаши, прищурив глаз, переключился на шамана.
— Уже который день я топчусь под стенами этого города. Я устал смотреть, как неумело и неслажено воины кошей, словно собаки пытаются вырвать друг у друга победу. И это происходит тогда, когда надо действовать сообща, а не тянуть кошму каждый на себя. Кама, я потерял надежду на то, что ты и твоя братия, сделаете что-либо путное в этом набеге. Вы смогли разрушить огорожу только мелких селений и городков. Так воины это сделают и без вас!
— Хочу напомнить, великий хан, что после пожара за городской стеной, урусы лишились большей части своих хлебных припасов, — окрысился на хана главный шаман орды, выказывавший спокойствие до той минуты, пока упреки не касались его самого. — Ждать осталось недолго. Городская беднота оголодает, поднимет бунт. Урусы ничем не отличаются от других народов. Так уже было не раз.
