John Tolkien - Властелин Колец (Перевод В. С. Муравьева, А. А. Кистяковского)
– Вы только не очень-то высовывайтесь, а то, чего доброго, получите по носу! И растете вы чересчур: больно дорого вам станет обуваться-одеваться.
– Сам-то ты решил ведь обогнать Старого Крола, – сказал Пин. – Вот и мы хотим натянуть нос Бандобрасу Быкобору.
Бильбо рассмеялся и вынул из кармана две тонко расписанные по серебру трубки с жемчужными мундштуками.
– Эльфийская работа, но я же теперь не курю, – вздохнул он. – Как затянетесь, вспоминайте обо мне! – Он отдал трубки, клюнул носом, а проснувшись, спросил: – Так мы о чем? А, ну да, мы раздаем подарки. Кстати же сказать, Фродо: помнится, я тебе подарил колечко, оно как?
– Бильбо, милый, я его, прости, потерял, – сказал Фродо. – Вернее сказать, избавился от него.
– Это жалко! – сказал Бильбо. – Я бы на него, пожалуй, взглянул разок-другой. Хотя нет, что же я путаю! Ты ведь затем и пошел, чтоб от него избавиться, верно или неверно? Спутаешь тут, такая вообще каша: и тебе Арагорн со всем прочим, и Светлый Совет, Гондор, конники, хородримцы, вастаки, олифанты – да, Сэм, ты не врешь, правда одного такого видел? – пещеры, башни, золотые деревья, у кого хочешь голова пойдет кругом.
Да, видать, я как-то уж совсем прямиком вернулся. А все Гэндальф, он мог бы мне показать то да се. Правда, ежели бы я задержался, не поспел бы к распродаже – вот бы уж натерпелся. Ну, теперь-то что: сиди да слушай вас в свое удовольствие, как вы тоже не осрамились. Камелек горит и греет, кормят очень-очень вкусно, и эльфы в случае чего тут как тут. А что мне еще надо?
От самых от дверей ведет
Дорога вдаль и вдаль.
Но кто по ней куда пойдет
И кто куда когда придет -
Уж не моя печаль.
Кто хочет, пусть выходит в путь -
Зовет его закат.
А мне пора с пути свернуть,
Пора в трактире отдохнуть,
Соснуть у камелька.
Последние слова Бильбо не то что пропел, а просто пробормотал, уронил голову на грудь и крепко заснул.
Сгущались вечерние сумерки, все ярче пылал камин; они смотрели на уснувшего Бильбо, на его спокойную улыбку. Сэм окинул взглядом комнату, поглядел, как тени пляшут по стенам, и тихо сказал:
– Ох, господин Фродо, не больно-то он много написал с тех самых пор. И нашу повесть вряд ли напишет.
Бильбо приоткрыл один глаз, будто услышал, и поудобней уселся в кресле.
– Ну так-таки клонит и клонит в сон, – сказал он. – А уж ежели писать, так писать стихи, что ли. Фродо, друг ты мой любезный, ты как, не откажешься немножко навести у меня порядок? Ну, прибери бумажки, заметки, дневник мой и, пожалуй что, возьми-ка ты все это с собой, а? У меня, понимаешь, как-то не было времени разобраться. Сэм тебе поможет, как сумеет, а ежели что получится, приезжай, я прогляжу. Придираться, честное слово, не буду.
– Конечно же! – сказал Фродо. – И, само собой, скоро вернусь: нынче это не путь, а прогулка. Государь позаботится, при нем все дороги станут безопасны.
– Бот и спасибо тебе, милый ты мой! – сказал Бильбо. – Облегчил ты мою душу.
И немедля заснул крепче прежнего.
На другой день Гэндальф и хоббиты прощались с Бильбо у него в комнате: на холод он выходить не хотел; потом попрощались с Элрондом и со всеми его домочадцами.
Когда Фродо стоял на пороге, Элронд пожелал ему счастливого пути и тихо сказал после напутствия:
– Тебе, Фродо, наверно, незачем сюда возвращаться, разве что не сегодня завтра. А в это самое время года, когда золотые листья еще не опадают, встретишь Бильбо в лесах Хоббитании. И я с ним буду.
Таковы были прощальные слова Элронда, и один Фродо их услышал и запомнил.
ГЛАВА VII. ДОМОЙ
Теперь их путь лежал прямиком на запад, через Пригорье в Хоббитанию. Им не терпелось снова увидеть родные края, но ехали поначалу медленно: Фродо занемог. У Бруиненской переправы он застыл как вкопанный, и глаза его мертвенно потускнели. За этот день он не сказал ни слова; было шестое октября.
– Плохо тебе, Фродо? – тихо спросил Гэндальф, подъехав к нему.
– Да, плоховато, – отозвался Фродо. – Раненое плечо онемело, и кругом точно смерклось. Нынче с тех пор ровно год.
– Увы, иную рану можно залечить, но не исцелить, – вздохнул Гэндальф.
– Моя, наверно, из таких, – сказал Фродо. – Боюсь, для меня нет возврата: доберусь до Хоббитании, а она совсем другая, потому что я уже не тот. Я отравлен и изувечен: клинок назгула, жало Шелоб, зубы Горлума… и меня изнурило тяжкое, неизбывное бремя. Где ж найду я покой?
Гэндальф промолчал.
А назавтра к вечеру боль унялась, тоска отступила, и Фродо стал опять весел, будто и вовсе забыл о давешнем черном удушье. Незаметно летели дни; они подолгу отдыхали в лесах, разубранных поредевшей багряно-желтой листвой, пронизанных осенним солнцем. Наконец подъехали к Заверти; вечерело, и черная тень горы, казалось, преграждала путь. Фродо попросил их поторопиться и, не взглянув на гору, проскакал сквозь тень, опустив голову и закутавшись в плащ. В эту ночь погода изменилась: налетел холодный и буйный западный ветер с дождем и желтые листья метались вокруг, как стаи встревоженных птиц. А в Четборе деревья уж почти оголились, и Пригорье заслонила мутная дождевая завеса.
Сыро и ветрено было вечером двадцать восьмого октября, когда пятеро путников взъехали по косогору к Южным Воротам Пригорья. Ворота были накрепко заперты, дождь хлестал в лицо, и хмурилось из-под плывущих туч низкое серое небо. Хоббиты слегка приуныли: все-таки не заслужили они такой уж неприветливой встречи.
Кричали, стучали – наконец вышел привратник со здоровенной дубиной. Он опасливо, подозрительно присматривался к ним; потом разглядел Гэндальфа и признал в его спутниках хоббитов – правда, каких-то диковинных. Тогда он просветлел и кинулся отпирать ворота.
– Заезжайте, заезжайте! – сказал он. – Новостей у вас, конечно, куча, у нас тоже, словцом бы перекинуться, да куда там: холодно, льет, собачья, вообще, погода. Вот Лаврик – это уж само собой – приютит вас в «Гарцующем пони», там обо всем расскажете и наслушаетесь.
– А ты зайдешь туда попозже, узнаешь все скопом и кучу сверх того, так, что ли? – рассмеялся Гэндальф. – Как там у вас поживает Горри?
Привратник насупился.
– Горри у нас не поживает, – буркнул он. – Вы Лавра спросите, он вам обо всем расскажет. Словом, добрый вечер!
– Тебе того же! – пожелали они, проезжая, и заметили, что за оградою у дороги построили длинный сарай. Оттуда выходили люди – набралась целая толпа – и глазели на них из-за забора. Проехали мимо дома Бита Осинника: вся изгородь заросла и порушилась, окна заколочены.
