George Martin - Танец с драконами
Подмастерьем Молота был тощий рыжий паренёк по прозвищу Гвоздь. «Ну, конечно же. А как ещё его могли звать?» – подумал Тирион.
Молот отсыпался после пьянки, как и предсказывал Кем, но Гвоздь не возражал против того, чтобы карлики пошарили в повозках.
– По большей части, железо дерьмовое, – предупредил он их, – но что подойдёт, забирайте.
Повозки, крытые заскорузлой кожей, натянутой на деревянные дуги, были доверху набиты старым оружием и доспехами. Увидев их Тирион вздохнул, вспомнив сиявшие стойки начищенных мечей, копий и алебард в оружейной Ланнистеров под Кастерли Рок.
– Быстро не управимся, – объявил он.
– Тут попадается и вполне приличная сталь, если сможешь отыскать, – пророкотал чей-то бас. – Неказистая, но меч остановит.
Из-за повозки вышел высокий рыцарь, с головы до ног облачённый в отрядную сталь. Его правый понож отличался от левого, горжет изъела ржавчина, а богатые узорчатые наручи украшала инкрустация в виде чернёных цветов. На правую руку рыцарь нацепил латную перчатку из грубой стали, на левую – ржавую кольчужную рукавицу. Через соски на мускульном доспехе была продета пара металлических колец, а закрытый шлем украшали бараньи рога, один из которых был обломан.
Рыцарь снял шлем, открыв покалеченное лицо Джораха Мормонта. «Теперь он выглядит настоящим наёмником, ничего общего с тем почти сломленным существом, которое мы вытащили из клетки Йеззана», – отметил Тирион. Синяки почти исчезли, опухоли на лице в основном спали, поэтому Мормонт снова стал похож на человека… хотя и не похожим на себя прежнего. Маска демона, которую работорговцы выжгли на его правой щеке как опасному и непокорному рабу, уже никуда не денется. Сира Джораха никогда нельзя было назвать привлекательным, но с клеймом его лицо стало выглядеть устрашающе.
Тирион ухмыльнулся.
– Пока я выгляжу симпатичней тебя, горевать не о чем. – Он обернулся к Пенни. – Ты начнёшь с той повозки, а я с этой.
– Будет быстрее, если мы станем искать вместе. – Она вытащила ржавый полушлем, и, хихикнув, напялила его себе на голову. – Ну, как я выгляжу, страшной?
«Ты выглядишь как скоморох с горшком на голове».
– Это полушлем. А тебе нужен закрытый шлем.
Тирион нашёл один такой и всучил ей вместо её находки.
– Он мне велик, – эхом донёсся из железяки голос Пенни. – Я в нём ничего не вижу.
Она сняла шлем и отшвырнула его в сторону.
– А чем плох полушлем?
– Лицо открыто, – ущипнул её за нос Тирион. – Мне нравится смотреть на твой нос. Я бы хотел, чтобы ты его сохранила.
– Тебе нравится мой нос? – её глаза округлились от удивления.
«О, Семеро, спасите меня». Тирион отвернулся и принялся рыться в куче старых доспехов, всё глубже залезая в повозку.
– А ещё какие-нибудь части моего тела тебе нравятся? – спросила Пенни.
Возможно, она хотела, чтобы это прозвучало игриво, но вышло печально.
– Мне нравятся все твои части, – ответил Тирион, в надежде сменить тему, – а ещё больше – мои собственные.
– А зачем нам доспехи? Ведь мы всего лишь шуты и только притворяемся, что сражаемся.
– Ты очень неплохо притворяешься, – ответил Тирион, осматривая дырявую, словно побитую молью, кольчужную рубашку. «Какая моль может жрать кольчугу?» – Притворившись мёртвой можно выжить в битве. А можно и обзаведясь хорошим доспехом.
«Хотя, боюсь, хороших тут весьма и весьма немного». У Зелёного Зубца он сражался в разномастных железках из повозок лорда Леффорда и с остроконечным горшком на голове, выглядевшем на нём, как перевёрнутое помойное ведро. Здешняя сталь была ещё хуже. Не просто старая или плохо подогнанная, но к тому же мятая, треснувшая и хрупкая. «Это тут запёкшаяся кровь или просто ржавчина?» Он принюхался, но разобрать так и не смог.
– Гляди, вот арбалет, – ткнула пальцем Пенни.
Тирион посмотрел.
– Я не могу натягивать арбалет с помощью стремени – мои ноги слишком коротки, а вот лебёдка подойдет лучше.
Хотя, по правде говоря, арбалет он не хотел – слишком уж долго его перезаряжать. Даже спрячься он в выгребной яме в ожидании, пока враги вздумают облегчиться, больше одной стрелы вряд ли выпустишь.
Вместо арбалета Тирион вытащил кистень, взмахнул им, и положил обратно. «Слишком тяжёлый». Он забраковал боевой молот (чересчур длинный), шипастую булаву (тоже неподъёмная), и дюжину мечей, прежде чем выбрал себе подходящий кинжал – славный клинок с трёхгранным лезвием.
– Этот может сгодиться, – сообщил Тирион.
Лезвие немного заржавело, но стало от этого только опаснее. Он подобрал обтянутые кожей деревянные ножны, и вложил в них клинок.
– Маленький меч для маленького человечка? – пошутила Пенни.
– Это боевой кинжал, и сделан он для больших людей. – Тирион показал ей на старый длинный меч. – Вот это меч. Попробуй-ка.
Пенни взяла оружие в руки, взмахнула и нахмурилась.
– Слишком тяжёлый.
– Сталь тяжелее дерева. Но рубани этой штукой человеку по шее, и голова покатится как арбуз. – Он забрал у неё меч и осмотрел его более внимательно. – Скверная сталь. Да ещё и зазубренная. Вот тут, видишь? Так что беру свои слова обратно. Если хочешь сносить головы, тебе нужен клинок получше.
– Я не хочу сносить головы.
– И не нужно. Бей пониже колена. Икры, сухожилия, лодыжки… Даже великаны падают, если подрезать им ноги. А упав, будут не выше тебя ростом.
Пенни взглянула на него так, словно вот-вот собиралась разрыдаться.
– Прошлой ночью мне приснилось, что мой брат, жив. Мы с ним верхом на Хрюшке-Милашке и Хрусте изображали рыцарей для какого-то знатного лорда, и люди кидали нам розы. Мы были так счастливы…
Тирион отвесил ей пощёчину.
Вообще-то скорее лёгкий шлепок, даже не оставивший следа на щеке, небольшое движение запястья, не прикладывая силы. Но всё равно её глаза наполнились слезами.
– Если хочешь видеть сны, отправляйся в постель, – сказал он Пенни. – Когда проснёшься, мы всё ещё будем беглыми рабами посреди осадного лагеря. Хруст мёртв. Свинья, скорее всего, тоже. А теперь выбери доспех, надень его, и не обращай внимания, если тот будет жать. Балаган остался в прошлом. Сражайся, прячься или исходи на дерьмо, выбор за тобой, но в сталь ты закуёшься.
Пенни приложила ладонь к ударенной щеке.
– Нам вообще не стоило сбегать! Мы не наёмники. Мы вообще не воины. С Йеззаном было не так уж и плохо. Ни капельки. Нянька иногда бывал жесток, но Йеззан-то – нет. Он нас любил, мы были его… его…
– Рабами. Ты хочешь сказать, рабами.
– Рабами, – согласилась она, залившись краской. – Но особенными рабами. Как Сладость. Его сокровищами.
