Алексей Фурман - Дар
Похоже, он и впрямь искренне считал себя не избранником Богов, а всего лишь их верным слугой. Собственно говоря, об этом постоянно твердили все жрецы, но мало кто из них жил в соответствии с этими, их же собственными, словами.
– Ты куда-то спешишь? – поинтересовался жрец. – А то зашел бы ко мне. У меня есть отличнейший чай. Настоящий, южногорский.
– С чего вдруг такое радушие? – насмешливо удивился ведун.
– Разговор у меня к тебе есть, – признался жрец. – Важный разговор…
– Ну, если важный… – ведун с задумчивым видом потер подбородок. – Тогда, конечно, можно и чайку попить.
– Ну, вот и ладно, – обрадовался жрец. – Я тебя надолго не задержу.
Они прошли коридором и поднялись на второй этаж башни. Комната Инциуса выходила на северную сторону, и оттого в ней, освещенной лишь слабеньким светильничком, царил прохладный полумрак.
У окна стоял массивный стол, заваленный свитками пергамента вперемежку с писчими перьями и листами новомодной и оттого неслыханно дорогой «бумаги». Проникавший сквозь открытое настежь окно легкий ветерок чуть заметно колыхал тяжелые оконные занавеси и наполнял комнату не успевшим еще раствориться в дневном зное запахом влажной ночной свежести.
Кроме стола в комнате жреца были еще два кресла и простая деревянная кровать с тощим матрацем и простыней из грубого холста, застеленной обычным стеганым деревенским одеялом. На одной стене висела полка с книгами, другую украшал гобелен с изображением жреческого знака, вытканного золотым шитьем по голубому полю. Пол был устлан плетеными циновками. В углу приютился небольшой столик, на котором стояло все необходимое для чаепития.
Предложив гостю садиться, жрец ловко разжег небольшую горелку и поставил на нее изящный чайничек явно южногорской работы. «Подгорная кровь», которую люди, отчаявшись разгадать рецепт этого зелья, по-прежнему втридорога покупали у подземников, горела ровным прозрачно-зеленым пламенем.
Вода в чайнике вскипела почти мгновенно. Жрец бросил в нее щепотку сухого чая и тут же снял чайник с огня. По комнате поплыли ароматы горных лугов с примесью душистого можжевелового дымка и еще чего-то, чему трудно было подобрать название, и что неизменно наводило ведуна на воспоминания о почти уже забытом родном доме и неимоверно далеком детстве.
Жрец разлил чай по маленьким бокалам и, передав один ведуну, опустился в кресло напротив. Ведун понюхал, попробовал и, поджав губы, одобрительно покивал: чай у жреца и впрямь был выше всяческих похвал.
Попивая маленькими глотками драгоценный напиток, жрец молчал, время от времени бросая на ведуна короткие взгляды. Он то ли никак не мог собраться с мыслями, то ли просто не знал, с чего начать свой «важный разговор». А может, специально тянул время, ожидая, что гость начнет первым.
– Так о чем ты хотел со мной поговорить? – нарушил молчание ведун, которому надоела игра в молчанку.
– О чем? – жрец посмотрел ведуну в глаза долгим оценивающим взглядом. – Прости, что спрашиваю, но… что у тебя с лицом? Если не хочешь…
– А что у меня с лицом? – ведун казался искренне удивленным, подняв руку, он провел кончиками пальцев по своей изуродованной шрамами щеке. – Ах ты, батюшки! Да что ж это такое?! Может, во сне отлежал? Нет? Не похоже?
Жрец с кислой улыбкой покачал головой.
– Порой мне кажется, что вы, ведуны, занимаетесь не своим делом. Вам бы шутами быть да скоморохами.
– Да брось ты, жрец! – отмахнулся ведун. – Серьезных людей в мире хватает и без нас. И много от этого толку для мира?
– А от шутов толку больше? – с ехидцей поинтересовался жрец.
– От них меньше вреда, – отрезал ведун. – Не знаю, как ты, а я никогда не слышал, чтобы шуты и скоморохи затеяли какую-нибудь войну или смуту. Я никогда не встречал шута-пирата или скомороха-работорговца. Шута или скомороха не встретишь среди колдунов или чернокнижников. Правда, и среди жрецов их не сыщешь…
– Зато среди ведунов их пруд пруди, – Инциус вздохнул. – Я ничего не имею против смеха, но нельзя же высмеивать все подряд! Должно же быть хоть что-то святое!
– Точно, – кивнул ведун, прихлебнув из своего бокала. – Например, мое лицо!
Жрец поморщился, но смолчал.
– Знаешь, жрец, мне почему-то кажется, что ты позвал меня не для того, чтобы обсуждать недостатки моей внешности, – посерьезнев, заметил ведун. – Я не прав?
– Я спросил не просто так, – чуть помедлив, негромко произнес жрец. – Я хочу понять, кого нам прислали в помощь. Я никогда не видел ведуна с таким шрамами, как у тебя. Общеизвестно, что искусство ваших лекарей выше всяких похвал. И все же тебе они помочь не смогли. Почему? Напрашиваются два ответа: либо это не простые шрамы, либо они совсем свежие, – жрец умолк, выжидательно глядя на ведуна.
– И то, и другое, – кивнул ведун. – Эти шрамы совсем свежие, и они не простые. Они оставлены оборотнем, а такие раны быстро не заживают. Даже на таких, как я, и даже стараниями наших лекарей. Но со временем они исчезнут.
– Значит, тебе уже приходилось убивать оборотней? – безразличным тоном поинтересовался жрец.
– Приходилось, – кивнул ведун. – И не однажды. Так что можешь быть спокоен: опыт в таких делах у меня есть. Что же до шрамов… Убить оборотня это тебе не куренку шею свернуть. Думаю, тебе не хуже моего известно, что в таких схватках победителем далеко не всегда оказывается именно ведун!
Жрец задумчиво покивал и как-то странно вздохнул – не то с облегчением, не то с разочарованием.
– Скажи, ведун, а мы с тобой никогда раньше не встречались? Когда-то давно?
– Может, где и встречались, – ведун, чуть помедлив, пожал плечами. – Жизнь сталкивала меня со многими жрецами, но тебя я что-то не припомню.
– Да, – Инциус печально покачал головой и бросил на ведуна взгляд, полный скорби. – Я тоже повидал немало твоих собратьев.
– Мне показалось, или я и правда вижу в твоем взгляде сочувствие? – удивленно спросил ведун.
Поколебавшись, жрец снова глянул ему в глаза.
– Нет, не показалось.
– Ну-у, – разочарованно протянул ведун. – Вот уж это ты совсем напрасно! Старая песня…
– Почему же? – жрец огладил бороду. – Я, может быть, лучше других знаю твою долю, знаю, что ведунами не становятся по собственной воле. Знаю, что ваши судьбы исковерканы колдовством. Знаю, что каждый из вас обречен на одиночество, знаю, что вы отвергаете волю Богов, а вместе с ней и их покровительство и помощь. Вы отрекаетесь от своего прошлого, а значит, отрекаетесь от самих себя. Это страшная участь… Так почему бы мне тебе не посочувствовать?
– Да, мрачная картина, – ведун усмехнулся, – только не совсем верная. Действительно, теми, кто мы есть, не часто становятся по собственной воле. Это правда. Но мы не отрекаемся ни от себя, ни от прошлого, ни от Богов. Скорее прошлое отрекается от нас таких, какими мы себя делаем. А Боги теряют к нам интерес и перестают нас замечать. И все же, несмотря на нашу «страшную участь», в Синегорье каждый год приходит немало людей, которые ХОТЯТ, чтобы из них сделали ведунов. Для них моя судьба – предел мечтаний. По крайней мере, сами они думают именно так. Так что ты с равным основанием мог бы мне и позавидовать!
