Роберт Асприн - Душа города
— Джихан узнает. Она говорит, что каждая частичка его тела исполнена чистой боли.
— Черт тебя побери! Когда я видел его прошлой ночью, он не страдал от боли, — в ярости ударил кулаком по столу Молин. — Если Роксана не завладела разумом Нико, значит, он сам призывает ее в своих снах. У нас может возникнуть серьезная проблема.
— Я сойду в Ад, чтобы избавить его от Роксаны, — заключил Темпус, поднимаясь со стула.
— Роксана не в Аду — она в самом Нико, в его снах, его вожделениях. Риддлер, он призывает ее к себе.
— Над ним властвует проклятье.
— Какое проклятье: твое, его или ее? Разве тебе не приходило в голову, что Нико любит эту сучку-ведьму сильнее, чем тебя.
— Достаточно, что он вообще меня любит.
— Очень удобная позиция, Риддлер. Этот истекающий маат адепт бандаранской магии навлек на мир смуту лишь потому, что имел несчастье обожать тебя. Может, ты еще скажешь, что и Вашанка удалился потому, что тебя любил.
— Ладно, — прогремел Темпус, но снова уселся в кресло, — мое проклятье распространяется только на тех, кого люблю я. Тебя устраивает такой ответ?
— По крайней мере, я в безопасности, — улыбнулся Факельщик.
— Жрец, не играй со мной. Ты не в моей команде.
— А я и не играю с тобой, я пытаюсь помочь тебе. Сколько лет ты день за днем вбиваешь это себе в голову? Ты что, и впрямь считаешь себя пупом земли? Твое единственное проклятье заключается в твоей гордыне, в том, что ты веришь, будто отвечаешь за все.
Всякий в империи Рэнке знал, что насмехаться над обетом Темпуса означает немедленную смерть, но сегодня подобное заявление жреца заставило бессмертного наемника лишь разразиться возмущенным бормотанием по поводу чародеев, любви и прочих вещей, недоступных пониманию обычных, не связанных проклятием людей.
— Риддлер, позволь мне сказать тебе, как вижу проблему я. На мой взгляд, проклятье — только угроза, потенциальная угроза. Ни один чародей, больше того, ни один бог не сможет проклясть человека, если тот не поверит в проклятье. Темпус Тейлз, все очень просто. Ты сам посчитал проклятье какого-то захудалого мага за пророчество, и сам отказался от любви во всех ее проявлениях.
Шок начал проходить. Темпус подобрался, на его лице отразилось неудовольствие. Молин качнулся на стуле так, что передние ножки оторвались от земли, и прислонился спиной к рабочему столу, приняв позу настолько беззащитную, что она странным образом казалась несокрушимой.
— Кстати говоря, — дружелюбно заметил жрец, — наше с тобой давнее знакомство убедило меня в том, что твое проклятье существует только в твоей собственной голове. Просто дурная привычка. Он говорит, что ты способен спать, как ребенок, стоит тебе этого захотеть.
— Кто говорит?
— Отец Джихан, Буреносец, — ответил Молин с улыбкой.
— Ты? Ты и Буреносец?
— Ты ошарашен? — Жрец вернул стул в нормальное положение. — В каком-то смысле мы оба приемыши, и я… — Молин чуть запнулся, стараясь подобрать нужные слова, — ощущаю это с завидным постоянством. Вот это и впрямь проклятье. Наш первопредок по уши влюблен в богиню-мать бейсибцев, вот только они никак не могут сойтись головами, ногами или какими там еще частями тела.
— Факельщик, ты уводишь меня от сути дела, — предупредил Темпус, но силы в его голосе не ощущалось. — Империя возрождается, возвращается Вашанка, — заметил он скорее с надеждой, чем с уверенностью.
Молин поцокал языком, будто говорил с ребенком.
— Риддлер, раскрой глаза. Сколь бы невероятно это ни звучало, но будущее здесь, в Санктуарии. Здесь восстанет империя, а с ней и бог войны, но это будет не Рэнке и не Вашанка. Я мыслю, что ты прибыл сюда затем, чтобы удержать в повиновении город до прихода императорского корабля. Я делаю тебе контрпредложение: выкажи верность своему сыну тем, что оставишь Брахиса, Терона и всю Рэнке живыми только до тех пор, пока Санктуарии не окажется в состоянии помериться с ним силой.
— Жрец, твои кишки намотают на перекладину, — прошипел Темпус, направляясь к двери.
— Поразмысли над этим, Риддлер, ложись спать с этой мыслью. Ты нуждаешься в отдыхе.
Великан ничего не ответил и растворился в сгустившемся за дверью кабинета сумраке. Если его удастся привлечь, триумф Детей Бури станет окончательным. Есть веши, которые неведомы даже Верховному богу войны, усмехнулся Молин, закрывая окно. Но насчет Темпуса он, пожалуй, был прав.
***— Я говорю тебе — она сошла с ума. Она потеряла власть и собирает теперь своих мертвецов, но у нее это плохо получается.
Во время разговора молодой человек крепко сцепил руки. Слова клокотали в его горле и рвались наружу. Он пребывал в постоянном возбуждении от боли и хронического пьянства, а перегар от его дыхания даже в холодном сыром воздухе был столь силен, что мог опьянить и абсолютно трезвого человека. Для своих целей обе ведьмы использовали трупы, которые гораздо лучше выглядели и не так дурно пахли, а ведь Мор-ам пока что числился среди живых.
— О-она п-п-потеряла с-силу. О-она и-ищет к-кого-нибудь у-у-у… — Мор-ам поперхнулся и отчаянно закашлялся.
Уэлгрин вздохнул, нацедил немного дешевого вина и передал пьянице. В этом портовом городе, известном своим отчаянием и нищетой, бывший член ястребиных масок прошел уже все круги ада. Трясущимися руками Мор-ам поднес кружку к губам, и струйка слюны потекла из его обезображенного рта. Начальник гарнизона отвернулся, сделав вид, что ничего не заметил.
— Ты имеешь в виду Ишад? — спросил он, когда тот допил вино.
— Сех! — пробормотал Мор-ам нисийское ругательство и распрямил спину. Взгляд пьяницы стал более осмысленным. — Только не произносите вслух это имя. О-она ищет к-кого-нибудь у-у-убить, кого-нибудь с-сильного. Я м-могу узнать его им-мя.
Уэлгрин ничего не ответил.
— В д-доме м-м-моей сестры я в-видел ее в-вместе с Т-Темпусом. О-она б-была в гневе.
Уэлгрин посмотрел на звезды над головой.
Мор-ам снова схватил чашу и, запрокинув голову, жадно припал к ее краю. Послышалось громкое бульканье. Доносчик изо всех сил пытался сохранить ясность речи.
— Я знаю и другое: она ищет ведьму. Теперь она добралась до власти и редко глядит под ноги. Я могу проследить за ней; она мне доверяет.
Во дворец проследовала отара белых бейсибских овец. Над крышами послышался крик сокола, и стайка птичек порхнула к гавани. Уэлгрин наблюдал за их полетом, а Мор-ам рванулся, пытаясь поймать ладонь капитана своими влажными и скользкими руками.
Послышался его быстрый лихорадочный шепот:
— М-Мория изменилась. О-о-обзавелась д-друзьями, к-которые ей не д-д-друзья. М-мертвецы в д-доме П-Пе-леса, к-к-которым самое место в Аду. 3-завела л-л-любов-ника. М-Мория в-воровка, а он ч-ч-чародей, п-пожалуй, п-посильнее Ее. О-она расскажет, ч-ч-что…
