Джеффри Арчер - Месть Бела
– Коэн, Везунчик, в стороне, откуда дует ветер, через тридцать шагов лес. Идите туда. Я догоню.
– Может, остаться? – нерешительно спросил Коэн.
– У нас теперь один конец, что с тобой, что без тебя, – дополнил мысль стражника Везунчик.
– Ха, я думаю, все не так уж и плохо!
Подобную браваду несколько минут назад Конан не смог бы приправить даже крупинкой искренности, однако теперь крупинка нашлась. И даже не крупинка – целый валун, который при удачном стечении обстоятельств способен проломить неприступную стену.
Первым направился к лесу Коэн. За ним, обречено согнувшись и тяжко вздыхая, поплелся Везунчик. Киммериец проводил их взглядом. Две жалкие фигуры поверивших ему людей: идут, щупая перед собой воздух, прежде чем сделать шаг, пробуя почву носком ноги, ловят ветер лицами с зашитыми глазами. Злость охватила варвара. Не будь этого треклятого Бела с его сволочными проклятиями, ох и устроил бы он этим божкам жертвоприношение из кусочков их бесценной плоти, прогулялся бы с мечом по пристанищу «небожителей»! Ну ничего, он их переиграет по-другому…
Конан вздохнул и повернулся к темному выходу из подземного тоннеля. Завел в отверстие вместо щеколды клинок меча и, орудуя им как рычагом, выдернул скобу – она крепилась к брусу дверной рамы длинными коваными гвоздями. Конан расширил гвоздевые отверстия, вставляя, вынимая и проворачивая в них кованые железные стержни с квадратными шляпками, а потом прикрепил скобу на прежнее место. Так-то лучше.
Топот ног по подземному коридору звучал уже слишком близко, чтобы можно было задерживаться дольше. Впрочем, Конан успел завершить все, что хотел.
Коэн и Везунчик ждали его на окраине леса. Теперь, отказавшись от прежних «богов», они могли положиться лишь на Конана. Одним им было некуда, да и незачем идти. Они, наверное, и спрашивать не станут, куда ведет их варвар из Киммерии…
– За мной. Осторожно, через два шага сплетение корней… – И киммериец устремился в лес.
* * *
Симур устал сидеть. Теперь он слушал Конана стоя, опершись руками о перила террасы.
– Спустились мы в овраг, прошли по нему чуть, поднялись наверх, отошли еще на полполета стрелы, тут я их остановил. В аккурат у одного интересного дерева. – Киммериец отвлекся от повествования, запил рассказанное уже потеплевшим вином, а выпитое закусил халвой и персиками.
– Послушай, Конан, – Симур скрестил руки на груди, – ты, разумеется, не мог забыть слова Бела о том, как сможешь вернуть утерянное… лучше сказать, отнятое мужество. О том, что именно от тебя хочет бог воров. Что ты должен отыскать вроде как своих ближайших родственников…
– «Ты должен украсть для меня три самые дорогие вещи у этих трех людей», – говорил Бел. И я не забывал его слов ни на миг, Симур. Поди забудь, когда у тебя свистнули не кошелек какой-то, а самое что ни на есть мужество.
– И с какого момента ты стал искать нужного тебе человека в стране слепых?
– Еще раз говорю, слова Бела звучали у меня в ушах постоянно. Но пока я не очутился в тамошней тюрьме, мне было не до поисков. События тащили меня за собой на веревочке, не давая передышки. И только в тюрьме появилось время пораскинуть мозгами. А тут как раз я услышал имя…
– Коэн.
– Да. Когда слепой стражник произнес его, у меня перебило дыхание…
– Созвучие имен.
– Ну да, звучало здорово похоже. «Коэн – Конан». Вряд ли, думаю, случайно. Это мне, думаю, подсказка. Тогда что получается, значит, я нашел своего первого «вроде бы как ближайшего родственника»? И что же теперь мне надо украсть у него, чтобы Бела умаслить? Тот говорил – самое дорогое. Ну, прикинул я, что у слепого охранника тюрьмы самое дорогое. Палка его тупоносая? Глупо. Драгоценностей, денег у него нет. Жена, может? Выясняется – не женат. Тут приходит в голову такая мысль: вдруг у него какая реликвия имеется, скажем, передаваемая в семье от отца сыну. Какая-нибудь ерундовина навроде Беловского посоха, которой сам Коэн значения, может даже, и не придает, а богу воров эта штука зачем-то понадобилась. Гадал, в общем, расспрашивал-выспрашивал Коэна, но так ничего путного и не узнал. На прямой вопрос, что, мол, для тебя самое ценное, – смеется. Закралась такая мысль, что он скрывает что-то от меня. Ладно, думаю, погоди, выясню про твое ценное сокровище. Должно же оно быть, должен же я его украсть. Потом только я про глаза подумал… А потом события вновь завертелись вихрем, на раздумья времени не оставалось…
* * *
Он остановил своих спутников у двух сосен, прижавшихся друг к другу стволами, переплетенных корнями и кронами. Конан присел на выступающий из почвы корень, один из многих, схожих со щупальцами гигантского кальмара и словно пытающихся приподнять дерево, а то и вырвать его из земли.
– Я думаю вернуться в Обитель, – сказал киммериец.
Везунчик залился смехом. А Коэн молчал. На его лице не было эмоций. Лишь морщины задумчивости прорезали лоб. Смех Везунчика перешел в истерический хохот, затем в хрип.
– Ты хочешь захватить Обитель, да, Конан? – Коэн повернулся к северянину в профиль. Киммерийцу пора было бы уже привыкнуть разговаривать со слепцами, которые обращают в твою сторону не глаза, а уши, но Конана это пока коробило.
– Да, Коэн. Вернуться по подземному ходу и захватить ее.
– Что ж… В этом есть смысл. Сейчас в Обители почти никого нет. Все ушли за нами. Но подземный ход…
– …они намертво изнутри не запрут. Я позаботился.
– Когда он, – Коэн показал дротиком на Везунчика, – заткнется, я прослушаю погоню. По дороге сюда я не слышал, чтобы они вошли в лес.
– Я к-х… – начал и поперхнулся Везунчик, прокашлялся. – Я был всего…
– Помолчи, – раздражено оборвал его Коэн.
Вор умолк, послушавшись стражника, которому до сегодняшнего дня привык беспрекословно подчиняться.
– В лесу тихо, – сказал наконец Коэн. – Слышу далекие голоса со стороны подземного хода.
– Я думаю, в лес они пока не сунутся, – произнес Конан. – Сначала поднимут и приведут всех горожан. Помнишь, ты рассказывал, как они тут охотятся…
– О! – воскликнул Везунчик. – Никогда еще меня не ловили всем Островом. Чтобы Боги, стражники и люди сразу все гонялись за мной – разве мог я мечтать об этом какие-то там полхолода назад?! Я, бедный, неудачливый вор. А кто теперь мои друзья? Моим другом стал стражник, верный прихвостень Богов. Проклятье, до чего…
Коэн взмахнул палкой. Клацнули зубы Везунчика, получив удар железным набалдашником.
– Заткнись, презренный вор!
