Александр Змушко - Между Мирами
Он задумчиво почесал головогрудь мохнатой лапой.
-- Ну, время такая штука.... Особенно в особых местах.
***
И вот однажды, когда мы спали на алтаре забытого Бога, среди джунглей и развалин, под серебряным светом луны, прозвучал трубный звук. Но это были не рожки эльфов, ч охотились на оленей, и не витой рог Артемиды.
Луна треснула и раскололась; и остались лишь звёзды.
Лес зашевелился, зашумел. Юби, спящая у меня на груди, заспанно подняла голову.
Словно ветер пробежал по склонам деревьев. Лесные великаны закачались. А потом ближайший ко мне баньян неторопливо выдернул из земли корни.
Он пренебрежительно развернулся к нам дуплом и зашагал прочь. А следом за ним стал выкапываться подлесок поменьше. Папоротники складывали листья и поспешно ныряли в землю. Несколько чернокожих, в набедренных повязках и головных уборах из перьев передумали приносить в жертву белокожую девушку, подобрали свои короткие копья и деловито зашагали вслед убегающим джунглям.
Девушка уселась на политый кровью алтарь и стала кричать им вслед:
-- Да! Так вам и надо! Я требую телефон! И своего адвоката!
Зубастые первоптицы - археоптериксы - тяжёло хлопали крыльями, словно курицы, и снимались с ветвей. Становилось всё светлей.
Оживлённой толпой посыпался американский спецназ.
-- Скорее, скорей! Террористы уходят!
Уползали пятнистые змеи.
-- Лес уходит, лес уходит! -- кричали обнаженные дикарки с ветвей. -- Скорей, скорей!
И, воспользовавшись лианами, как верёвками, они ловко карабкались, прыгали с дерева на дерево, как заправские обезьяны. Могучие древесные великаны выдёргивали корни из металла и шагали прочь. Грибы прятались во мху и мох трусливо убегал.
А затем не осталось ничего.
Лес ушёл.
Выдернул свои корни из титанового пола, забрал мох и плесень со стен, прихватил с собой русалок и дриад, хищную герань и бравых парней в хаки. Несколько заблудившихся цветов, торчало прямо из сверхпрочного сплава. Мне стало их жаль. Вот ей-богу, возьму домой и пересажу в горшочки. Растрёпанные ведьмы приводили себя в порядок. Посередине зала растерянно переминался с ноги на ногу большой чёрный ворон. Посередине опустевшего зала стояли красные Таня и Оля, прижимающие к себе остатки одежды. И библиотекарша Моника.
-- Ой, -- густо краснея, сказала она.
-- Уже всё закончилось, Господин? -- спросила меня Юбиби.
-- Наверно, -- пожал плечами я.
Она вздохнула.
-- А жаль. Было интересно.
Наши стойки очистились ото мха. И я совсем не удивился, увидел за одной из них жизнерадостную Джулию. Немного помятую и раскрасневшуюся, но совершенно невредимую.
--Ты разобралась с демоном? -- спросил я.
-- Да, в общем-то, мы попробовали разные позы и остались удовлетворены друг другом, -- безалаберно отмахнулась она. -- Посмотри-ка лучше, что я нашла! После бурного секса, когда он уснул, мне удалость стащить это.
Джулия протянула мне тонкую потрёпанную книжонку.
-- Она лежала на древнем алтаре, посреди магической пентаграммы, -- пояснила она, -- я подумала, что это что-то важное.
-- Вот оно что, -- я бережно перевернул страницы. -- Это рассказ Кларка Эштона Смита [91], "Сад Адомфа". С автографом самого автора. Редкостная вещица. И, несомненно, могучая по магическим эманациям. Кто-то забыл её у нас на Станции. Именно она вызвала реализацию фантазий.
Я улыбнулся.
-- А как только ты взяла её в руки, твоя устойчивость к магическим эманациям блокировала её, и... Всё вернулось на круги своя.
-- Наверно, так, -- весело кивнула Джулия.
Я открыл первые строки и прочитал:
"Владыкой был засеян сад
И адским пламенем согрет.
Ни солнца луч, ни звездный свет,
Ни чей-то любопытный взгляд
Туда проникнуть не могли.
Деревья дивной красоты
И бесподобные цветы
Сосали соки, из земли.
Но их плоды -- смертельный яд,
Они даруют вечный сон,
Ведь их посеял Тасайдон,
Чья вотчина -- кромешный ад".
Ох, нам ещё здорово повезло, вы не считаете? Если бы фантазия Кларка Эштона воплотилась полностью.... Я закрыл книгу.
-- Эмм... -- осторожно поинтересовался я, -- тебе там не очень досталось? Мне показалось, прошла вечность...
-- Ну, -- блаженно прикрыла глаза Джулия. -- В этом было что-то приятное. А как он трахается, этот демон. Не то, что ты, Алекс...
Она лукаво посмотрела на меня.
-- Знаешь, у него много щупалец... И ими можно... в разных местах...
-- Иди ты к чёрту! -- неожиданно вспылил я. -- Идём, Юби. Джули тут сама закончит.
-- Эй, ну ты чего? -- донёсся до меня растерянный голос Джулии. -- Саш, ну не обижайся. Я же... э...
Но уже поздно. Я действительно разозлился.
Ну её к чертям собачьим! Пусть трахается с варварами и ракшасами, демонами в заброшенных святилищах и с суровыми панками. А я больше не хочу. Не хочу быть объектом её шуточек - и вечно ощущать себя так, словно побитый щенок, ожидающий подаяния.
Предсказание ворона сбылось.
Иди к чёрту, Джули. У меня есть, кто меня любит. Я ласково потрепал Юби по голове. Она дёрнула ушками. И у меня есть друзья. Надеюсь, я ни одного из них не потеряю. Ну а любовь...
-- Ну и иди к чёрту, Алекс!!! -- донесся отчаянный возглас Джулии. -- А я-то ради него тут, понимаешь... Иди к чёрту, Алекс!!!
Я улыбнулся и ускорил шаг.
Интермедия. Любовь и поэзия
О, поэзия! Что может быть лучше!
Барон Жорж де Геккерн (Дантес).
Плутон бы побрал эту поэзию! Из-за неё меня выслали на край света!!!
Овидий*.
* Овидий был сослан в западное Причерноморье из-за несоответствия пропагандируемых им идеалов любви официальной политике императора Августа в отношении семьи и брака.
Усевшись на диване, Джулия просматривала выпуск "Вестника Станции". На передней странице весело махала читателям Юкико. Она послала Джулии воздушный поцелуй. Та поморщилась и перевернула страничку. Не хотелось смотреть на анимированные картинки.
Текст на второй странице гласил:
"Мы представляем Вашему вниманию сборник стихов от Алекса Милославского, посвящённый одной восхитительной особе по имени Джулия! Как прокомментировал автор, стихи относятся к трём этапам развития их отношений - а потому разбиты на три цикла.
Эклектичное сочетание модерна и верлибра! [92] Наслаждайтесь!"
Джулия невольно заинтересовалась.
Этап первый. Возникновение отношений.
....три!
Оу, детка!
На тебя идёт охота,
Детка!
Слишком сладкая уж ты