Сергей Волков - Пастыри. Черные бабочки
— Но пить-то они все же пьют?
— Потом, после игры. В Москве уже. Ну, или остаются на месте, когда мастера разъедутся. Но таких мало.
— А эт-кто-т-акие? — Яна ткнула пальцем в шагающую неподалеку группу смешно одетых ребят и девчонок, ноги которых украшали меховые лохматые гетры.
— Это хоббиты. А рядом, в шляпах, с посохами — наверное, маги. — Митя вытянул шею и, прикрыв глаза ладошкой от слепящего солнца, оглядел шумную толпу вокруг: — Да, а вон те, в пятнистых плащах с мечами — дунаданы, следопыты Севера…
— И все же интересно мне… — задумчиво пробурчал Громыко и, оглядевшись, тронул за рукав толстого гнома лет девятнадцати-двадцати с мясницким топором на плече:
— Слышь, я вот тут первый раз — далеко еще?
— Тут все в первый раз! — общительно усмехнулся гном, — мы зимой вообще не боевимся — холодно. А вчера кто-то клич бросил: «Давайте боевку устроим в лесу!» Ну, и пошло. Челы созвонились, кто-то кому-то мыл намылили, кто-то в реале встретился… Видал, сколько народу собралось? А ты кто, кстати?
— Я-то? — усмехнулся Громыко и скорчил зверскую рожу: — Упырь я. Саблезубый!
— А-а-а… — понимающе протянул гном и махнул рукой, — ваши где-то там, в начале идут.
— Во-во. Отстал я маленько, — и майор, хлопнув гнома по алюминиевому наплечнику, затерялся в толпе.
Тут в голове изрядно растянувшейся колонны грянула песня, которую подхватили сразу сотни голосов:
Ур-р-ра! Споем, друзья, втроем,
Прощай, очаг и отчий дом!
Сквозь ветер злой, дожди и зной
Мы до Раздола добредем!
Туда, где эльфы с давних пор
Живут в тени туманных гор,
Мы побредем, покинув дом,
Лихим врагам наперекор!
А что потом — решим потом,
Когда в Раздоле отдохнем, —
Нелегок долг, и путь далек,
Но мы вернемся в отчий дом!
Близка рассветная пора!
Нам в путь пора! Нам в путь пора!
— Это Толкиен написал, — уважительно сказал Митя, когда смолк многоголосый хор.
Мальчик увлеченно озирался и вскоре даже обнаружил в толпе ролевиков знакомого. В компании мрачных, облаченных в плащи цвета ночи ребят шагал Антошка Петров, Митин одноклассник. Антошка в последнее время увлекся чем-то непонятным — выкрасил в черное волосы, постоянно слушал плейер, нацепил на куртку зловещие значки с черепами и крестами, словом, начал страдать ерундой по полной программе.
Ерунда эта, как выяснил Митя, называлась движением глумов, от английского «gloomy», что переводилось как «темный», «мрачный». Интернетовские глумы на своих форумах обсуждали в основном нюансы глумовской черным-черной моды, мозгодробительную музыку и тему смерти.
Компания Антошки изображала из себя вампиров — беленые щеки, подтеки крови вокруг бледных губ, запавшие глаза. На общем пестром фоне выглядели глумы, как черная роза в букете полевых цветов — вроде и красиво, но уж слишком мрачно…
Песенное поветрие оказалось заразительным. В руках у многих ролевиков появились гитары, и вскоре, перекрикивая друг друга, отдельные фэнтезийные расы уже распевали свои народные песни.
Гномы ревели «За синие горы, за белый туман в пещеры и норы уйдет караван…», эльфы отчаянно визжали на весь белый свет: «О Элберет, Гинтоноэль, надежды свет далекий! От наших сумрачных земель поклон тебе глубокий!»
Неожиданно в этой дикой какофонии послышался знакомый всем мотив.
— О! — Громыко поднял вверх палец. — Это я послушаю, пожалуй…
И майор полез сквозь шагающую толпу туда, где несколько парней горланили:
На поле орки хохотали,
Назгулы шли в последний бой.
А молодого Гиль-Гэлада
Несли с пробитой головой.
По шлему вдарила дубина,
Причем четыре раза аж!
И трупы юных рохиримов
Дополнят утренний пейзаж.
Дул-Гулдор, пламенем объятый,
Вот-вот рванет Ородруин.
«А жить так хочется, ребята!» —
Кричал нам Черный Властелин.
Извлек Кольцо из-под обломков
Исилдур, а не Гиль-Гэлад.
И возле Ирисной низины
Стоял эльфийский грубый мат.
И полетят тут орлы Манвэ
Валаров хитрых известить,
Что Гиль-Гэлад к ним не вернется
И не приедет погостить.
В углу заплачет тихо Варда,
Взрыднет Илуватар-отец.
Никто из эльфов не узнает
Про Гиль-Гэладовский конец…
И будет Палантир пылиться
На полке в крепости Ортханк.
А ведь не помер Гиль-Гэлад бы,
Изобрети Валары танк!
— Это темные эльфы! — пояснил Митя, протолкавшись к Громыко. — Они светлых не любят и подкалывают все время.
— А Гиль-Гэлад — это типа Щорса у светлых эльфов был?
— Типа кого? — не понял Митя.
— Ладно, проехали… — махнул рукой Громыко и тут же спросил: — Слушай, Митяй, а это кто такие? Зомби какие-то…
Нестройная группка облаченных в серые простыни пацанов и девчонок угрюмой колонной по трое топала как бы отдельно от всех. Заунывными голосами они пели свою песню:
Я помню тот Гондорский порт
И рев олефантов угрюмый.
Как мы поднимались на пирс,
Оставив холодные трюмы.
Там с нами сидел Арагорн,
Что нас подписал на мокруху.
А мы в его темных делах
Не шарим ни рылом, ни ухом.
Над полем спускался туман,
Кружилась назгульская стая.
Лежал Минас-Тирит вдали,
Столица Гондорского края.
Мы орков душили шутя,
Обняв их, как родные братья.
Ревел Саурон, как дитя,
И слал нам глухие проклятья.
«Будь проклят ты, Осгилиат!» —
Кричали в тоске урук-хаи.
Сойдешь поневоле с ума —
Их били почище Мамая!
Пятьсот олефантов бегут,
Несчастные, дикие звери…
Их родина где-то вдали,
Где водятся львы и олени.
Нас жены и дети не ждут,
Хотя ждать всегда обещают.
Встречать они нас не придут,
А если придут — не узнают!
Я помню тот Гондорский порт,
И мертвые трупы назгулов.
Хихикал тогда Арагорн —
Врагов как лохов обманул он…
Громыко засмеялся:
