David Eddings - Потаенный Город
– Я, наверное, уже никогда не согреюсь, – со стоном проговорил Абриэль, плотнее кутаясь в меховой плащ. – Преклонные годы разжижают кровь. Никогда не старей, Дареллон!
– Другой выбор не слишком-то заманчив, лорд Абриэль. – Дареллон, сохранивший юношескую стройность дэйранец, казалось, тонул в своих массивных доспехах. Понизив голос, он добавил:
– Тебе вовсе незачем было ехать с нами, друг мой. Сарати не осудил бы тебя.
– Ну нет, Дареллон! Это, скорее всего, последняя моя кампания. Я не пропустил бы ее ни за какие сокровища в мире. – Абриэль поглядел вперед. – Что это там делает Комьер?
– Лорд Комьер сказал, что хочет взглянуть на развалины Земоха, – рокочущим басом пояснил сэр Гельдэн. – Полагаю, талесийцы находят определенное развлечение в том, чтобы разглядывать следы разрушений на месте былых битв.
– Эти талесийцы настоящие варвары, – кисло пробормотал Абриэль и поспешно взглянул на Берг стена, который, казалось, был полностью поглощен чте нием молитвенника. – Необязательно повторять эти слова, господа, – прибавил он, обращаясь к Дареллону и Гельдэну.
– Даже и не мечтай об этом, Абриэль, – отозвался Бергстен, не отрывая глаз от молитвенника.
– У вас невероятно острый слух, ваша светлость.
– Это оттого, что я выслушиваю исповеди. Люди готовы кричать о чужих грехах во все горло, но их шепот едва можно расслышать, когда они переходят к собственным грехам. – Бергстен поднял глаза и указал вперед. – Комьер возвращается.
Магистр генидианцев, пребывавший в прекрасном расположении духа, осадил своего коня, взвихрив облачка снежной пыли.
– Уж если Спархок принимается что-то уничтожать, он подходит к делу весьма основательно! – весело сообщил он. – Я, признаться, не верил Улафу, когда он сказал мне, что наш приятель с перебитым носом сорвал крышу с храма Азеша – но теперь верю. Никогда прежде не видел таких разрушений. Сомневаюсь, чтобы во всем городе осталось хоть одно здание, пригодное для жилья.
– Тебе, Комьер, подобные вещи доставляют наслаждение, не так ли? – с упреком спросил Абриэль.
– Довольно, господа! – поспешил вмешаться Бергстен. – Мы здесь не затем, чтобы воскрешать старые, как мир, споры. Мы воюем всяк на свой манер. Арсианцы любят строить форты и крепости, талесийцы – их разрушать. Все это способы ведения войны, и именно в этом состоит наша служба.
– Наша? – мягким басом отозвался Гельдэн.
– Ты знаешь, что я хотел сказать, Гельдэн. Конечно, сам я больше не имею отношения к этим делам, но…
– Что же ты тогда прихватил с собой топор, Бергстен? – спросил Комьер.
Бергстен в упор взглянул на него.
– Чтобы вспомнить старые добрые времена – а также потому, что вы, талесийские бандиты, готовы внимательно слушать человека, только когда у него в руках топор.
– Рыцари, ваша светлость, – кротко поправил Комьер своего соотечественника. – Теперь мы зовемся рыцари. Когда-то мы были бандитами, но теперь мы порядочные люди.
– Церковь весьма одобряет твое стремление исправиться, сын мой, хотя и знает, что ты бесстыдно лжешь.
Абриэль тщательно спрятал улыбку. Бергстен и сам прежде был генидианским рыцарем, и порой клобук съезжал с него, приоткрывая старые привычки.
– У кого карта? – спросил он не столько из любопытства, сколько из желания предотвратить надвигающийся спор.
Гельдэн, звякнув доспехами, развязал ремни одной из своих седельных сумок.
– Что бы ты хотел узнать, мой лорд? – спросил он.
– Как обычно – далеко ли ехать, долго ли ехать и какие неприятности ожидают нас в пути.
– До астельской границы сотня с лишним лиг, мой лорд, – ответил Гельдэн, сверяясь с картой, – а оттуда еще десять сотен лиг до Материона.
– Самое меньшее сто дней пути, – мрачно проворчал Бергстен.
– Если мы не попадем в переделку, ваша светлость, – уточнил Дареллон.
– Оглянись, Дареллон! За нами скачут сто тысяч рыцарей церкви. Нет такой переделки, с которой мы не смогли бы управиться. Какая впереди местность, Гельдэн?
– В трех днях к востоку отсюда, ваша светлость, что-то вроде водораздела. Все реки по эту сторону от него впадают в залив Миджах, по другую сторону – стекают в Астелийские топи. Я полагаю, что после того как мы пересечем этот водораздел, местность начнет понижаться – если только Отт не устроил так, что в Земохе реки текут вверх.
К ним подъехал генидианский рыцарь.
– Только что прибыл гонец из Эмсата, лорд Комьер, – сообщил он. – Он говорит, что у него для вас важные новости.
Комьер кивнул, развернул коня и поскакал к войску. Остальные двинулись дальше, с трудом пролагая себе дорогу через усилившийся снегопад.
Комьер, по пятам за которым скакал покрытый дорожной грязью гонец, возвращаясь к своим спутникам, оглушительно хохотал.
– Что тебя так рассмешило? – спросил Бергстен.
– У нас отличные новости из дому, ваша светлость! – весело отвечал Комьер и обратился к гонцу:
– Расскажи нашему возлюбленному патриарху то, что только что рассказывал мне.
– Слушаюсь, мой лорд, – отозвался светловолосый талесиец. – Это случилось несколько недель назад, ваша светлость. Как-то утром дворцовые слуги нигде не могли найти принца-регента. Стражники полных два дня переворачивали весь дворец сверху донизу, но маленький хорек как сквозь землю провалился.
– Следи за своей речью, парень! – рявкнул патриарх Бергстен. – Авин, в конце концов, принц-регент – даже если он и впрямь хорек.
– Прошу прощения, ваша светлость. Как бы то ни было, вся столица терялась в догадках. Авин Воргунссон и шагу никуда не ступил бы, не прихватив с собой духовой оркестр, чтобы возвещать фанфарами о своем приближении. Потом один из слуг наткнулся в кабинете Авина на полную бочку с вином. Это всех удивило, потому что Авин был не бог весть каким пьяницей, и слуги решили приглядеться к бочке повнимательней. Ясно было, что ее уже открывали, потому что немного вина выплеснулось на пол. Что ж, ваша светлость, ребята здорово приустали, разыскивая Авина, а потому решили утолить жажду, но когда они попытались открыть бочку, то обнаружили, что крышка прибита гвоздями. В Талесии как-то не принято заколачивать гвоздями бочки с вином, и все сразу заподозрили неладное. Принесли ломики, выдернули гвозди, сорвали крышку – и тогда увидели, что в бочке, мертвехонький, лицом вниз плавает Авин.
– Не может быть!
– Еще как может, ваша светлость. Видно, у кого-то в Эмсате оказалось весьма извращенное чувство юмора. Он потрудился вкатить бочку с вином в кабинет Авина, сунул его в бочку и заколотил гвоздями крышку. Авин, похоже, умер не сразу. Под ногтями у него были щепки, а на крышке изнутри – следы царапин. В кабинете было чертовски грязно. После того как Авина выловили из бочки, вино вытекало из него еще добрых полчаса. Дворцовые слуги изо всех сил старались отмыть его для похорон, но вы же знаете, как трудно свести винные пятна. Авин был весь пурпурный, когда его возложили на похоронные носилки, чтобы отпеть в Эмсатском соборе. – Гонец задумчиво потер щеку. – В жизни не видывал более странного отпевания. Первосвященник Эмсата все пытался сдержать смех, читая заупокойную молитву, да только ему это не слишком удавалось, и понемногу вся паства начала заливаться хохотом. Вообразите только – Авин возлежит на носилках, размером с полувзрослого козла и лиловый, как спелая слива, а вся паства в соборе так и покатывается.
