Дмитрий Скирюк - Драконовы сны
– Айло айвэтур энг Ихэл Айвэнгилэ…
Народ сперва по-прежнему шумел и наседал, потом вдруг попритих. В молчаньи, незнакомо, звонко падали слова:
– Ло Айвэнгилэ эллома…
– Да заткните же его! – закричал костлявый длинноногий парень, выхватил у кого-то факел и подбежал к крыльцу. Замахнулся – пламя с гулом разорвало воздух. Рик гневно пискнул, вскинулся и растопырил крылья, а в следующий миг вдруг ударил нападавшего мордой в живот. Драконья шея распрямилась как таран, парень отлетел шагов на пять, выронил факел и шлёпнулся в грязь. Телли осёкся и умолк на полуслове, ошеломлённо глядя на толпу. Потряс головой, как будто избавляясь от непрошенного наваждения. А Рик внезапно весь раздулся как бочонок, напрягся…
И выдохнул.
Две длинные струи оранжевого пламени вдруг с шумом вырвались из узких – щёлочкой – драконовых ноздрей, прошлись широким веером над землёй, опалив передние ряды, взлетели к небу и распались язычками синего огня на мостовой. Все замерли, кто где стоял, лишь костлявый парень выл и метался на земле, сбивая пламя со спины.
А после началась паника. Толкаясь, падая, люди с криками мчались прочь, улица быстро пустела. Телли, Бликса и Рудольф ошарашено глядели, как Рик невозмутимо прошествовал обратно в дом и улёгся на любимый коврик у камина. Поёрзал там, устраиваясь поудобнее, зевнул и закрыл глаза.
– Высморкался… – невпопад сказал вдруг Бликса. – А я его веником гонял… – Он выглянул на улицу. – Может, не стоит ему это… у камина спать? Полыхнёт ещё.
Рудольф медленно поднялся и долго смотрел на спящего дракона. Перевёл взгляд на Телли.
– Раньше с ним бывало… такое? – Мальчишка помотал головой. – Ты смог бы это повторить?
– Да я ж не делал ничего! – вскричал Телли. – Он сам!
Старик нахмурился.
– М-да, – он вытер кровь со лба. – Коль так пойдёт и далее… Эй, ты чего?
Бликса, разинув рот, смотрел куда-то в сторону стола.
– Это… – пролепетал лудильщик и указал рукой. – Доска…
– Что «доска»?
– Доска… шевелится.
Рудольф мгновение стоял, соображая, что к чему, затем метнулся к столу.
– Телли! – вскинулся он, – кто передвинулся?
Тот вгляделся в костяные фигурки. Поднял на старика растерянный взгляд.
– Дракон… вроде бы.
– Точно – дракон?!
– Ну… вроде бы.
Все посмотрели на Рика – тот спал, как ни в чём не бывало.
Рудольф, пошарил под стойкой и вынул из коробки кусок мела. Аккуратно пометил на доске все клетки, где стояли фигурки, вытер пальцы о накидку и, ни слова не говоря, отнёс доску на камин. Все молчали. Без слов было ясно: происходит что-то странное.
– Как думаешь, Рудольф, они вернутся?
– Нет, – сказал старик, косясь на Рика, – но я бы не советовал тебе всякий раз надеяться на чудо. Дом они поджечь не смогут, но ходить по городу одному теперь опасно. Дракон, конечно, вещь хорошая, но кто знает, что у него на уме… Жуга ведь учил тебя драться? Ты сможешь за себя постоять?
Телли молча поднял травников посох, повертел его в руках. Тёплое шероховатое дерево уверенно лежало в ладонях. Рудольф был прав. Неважно, что он говорил сегодня – все те слова, что были брошены в толпу, наверное не имели никакого смысла, так – причуда детского ума…
«Что будут стоить тысячи слов, когда важна будет крепость руки?».
Тил помедлил в нерешительности, отмерил посох себе по росту, наступил ногой и с треском отломил излишек. Посмотрел на Бликсу, на Рудольфа. Те смотрели на него. Он понял, что должен что-то им сказать, и ничего не смог придумать, кроме как ответить:
– Да. Смогу.
***Всю ночь играла в домино.
B таверне воровская шайка
Всю ночь играла в домино.
Монахи выпили вино.
Которая из них урод?
На башне спорили химеры:
Которая из них урод?
B палатки призывал народ…
Тил замедлил шаг. Навострил уши. Забавная песенка, которую с непонятной грустью кто-то пел на рынке, странным образом напомнила мальчишке о событиях в корчме, хотя там не было ни домино, ни этих самых химер, ни хозяйки с яичницей, а при словах: «А утром проповедник серый» Телли почему-то представлялся вовсе даже и не проповедник, а тогдашний парень с факелом. Он подошёл поближе и стал проталкиваться сквозь толпу.
На рынке возятся собаки,
Менялы щёлкает замок.
У вечности ворует всякий,
А вечность – как морской песок.
Он осыпается с телеги, –
Не хватит на мешки рогож.
И, недовольный, о ночлеге
Монах рассказывает ложь.
Бродячая труппа возвела среди рынка дощатый помост и теперь давала на нём представление. Какой-то парень пел, аккомпанируя себе на маленькой девятиструнной лютне, другой, взяв длинный шест, вытворял на канате, натянутом меж двух столбов, всякие ловкие штуки. Ещё один – черноволосый и высокий здоровяк, одетый лишь в короткие синие штаны, работал силу – подбрасывал и вновь ловил большие гири, скручивал узлом бочарные ободья, руками разгибал подковы, а после, когда на помост выбежала невысокая гибкая девушка, оказавшаяся акробаткой, с ней в паре стал проделывать разные другие фокусы, подбрасывая и ловя теперь уже её. Хрупкая девичья фигурка в его руках казалась игрушечной – так бережно и ловко он с ней обращался. Обнажённые мускулы его блестели от масла и пота. Чуть в стороне стоял speel-wagen – крытый разукрашенным холстом возок бродячих акробатов, и там же теплилась жаровня. Телли невольно поёжился при взгляде на неё – сам он мёрз. Мёрз постоянно, каждый день и каждый час. От травника в доме остался овчинный кожух, который с общего согласия Тил взял себе, но помогал он мало. Октябрь кончился, помаленьку наступали холода.
Прошло три дня после всего, что случилось у дома Рудольфа. Тил теперь всё время был настороже. Однако мстить им горожане не спешили.
– Чего ж ты хочешь? – хмыкнул старьёвщик, когда Телли спросил его об этом. – Если к униженью добавляется страх – тебя поневоле начинают уважать.
Подобное уважение, однако, оказалось штукой неприятной – у булочника, у аптекарей, у рыночных торговцев, у всех других, с кем Телли приходилось иметь дело, проскальзывала в общении с ним какая-то холодная опасливая вежливость. Продукты им исправно отпускали, как за деньги, так и в долг, но шли дни, и Тил всё чаще стал замечать, что торговцы при его приходе замолкают и косятся в сторону.
Потом он к этому привык.
Спервоначалу, выходя в город, мальчишка брал с собою посох, надеясь, что это придаст ему уверенности и удержит недругов от нападения, однако вскоре отказался от этой идеи. Для этого требовалось нечто большее, чем просто умение им владеть – требовалась привычка, и если травник очень даже запросто мог расхаживать с посохом по городу, то белобрысый паренёк с оттопыренным левым ухом выглядел с дубинкой в руках по меньшей мере глупо. Он думал было завести себе свинчатку, как у Румпеля, но драться со свинчаткой Телли не умел – манера боя, которой обучил его Жуга, почти всегда брала в расчёт открытую ладонь, а переучиваться не хотелось, и Телли перестал таскать посох с собой.
