Кристофер Сташеф - Зачарованный книжник
— Вы, наверняка, знаете, — сказала сестра Патерна Теста, — чтобы излечить раненого воина, необходимо вырезать из плоти угодившую в него стрелу, а рану увлажнить целебным бальзамом и перевязать.
— Да, конечно.
— Тогда со временем нарастет новая плоть, и рана зарубцуется. Также лечится и больное сознание: то, что ранило его, надо удалить, наложить бальзам и припарку.
— Я уже испробовала бальзам, который у меня имелся, но… — нахмурилась Гвен.
— Не беспокойтесь, у нас свои средства, — заверила ее монахиня. — И, кроме того, удален ли наконечник стрелы?
— Но как же можно вытащить то, чего не видишь? — медленно проговорила Гвендолен.
— Ага, и даже наверняка не знаешь, есть ли оно там, — кивнула настоятельница. — Мы расскажем вам об этом, миледи, но позже… А сейчас — вы, должно быть, устали и проголодались после долгого пути. Не угодно ли разделить с нами трапезу и немного отдохнуть под нашим кровом?
Трапезная представляла собой длинную залу с кремовыми стенами. На дальней стене располагалось простое распятие и картина, изображавшая двух женщин в крестьянской одежде. Одна из них, помоложе, держала на руках ребенка. От вида другой женщины молоко могло бы скиснуть, если б не ее улыбка. Она была такой теплой и доброжелательной, что заставляла забыть об уродстве хозяйки. Других украшений в помещении не было, если не считать чистоты и солнечного света, лившегося через огромные открытые окна. Вся атмосфера была напоена светом и радостью.
Сестра Патерна Теста прочитала благодарственную молитву. Как только отзвучало ответное «Аминь», разговор распался на отдельные легкие беседы там и сям.
Пара монахинь и две молодые послушницы поднялись и вышли из комнаты. Вскоре они вернулись с подносами, нагруженными простой, здоровой пищей.
— Надеюсь, наше общество вас не обременит, миледи, — сказала сестра Патерна Теста, приступая к похлебке.
— Ну, что вы, присутствие в вашем доме наполняет меня таким миром и покоем, — ответила Гвен. — Но скажите, кто эти дамы, изображенные на стене? Насколько я понимаю, одна из них уж точно не Святая Дева.
— Да, вы правы, — улыбнулась мать настоятельница (невзирая на все заверения, Гвен про себя продолжала называть ее именно так). — Она была простой крестьянкой, миледи. Одинокой и, к тому же, с ребенком на руках! И это в столь юном возрасте, ведь девушка была гораздо моложе, чем на этом изображении!
— Она была одной из основательниц вашего ордена? — осенило Гвен.
— О да! Она и Клотильда — да будет благословенно ее имя! — наша мать, источник нашего сострадания и силы.
Сестра Патерна Текста уселась поудобнее и начала излагать Гвен историю их ордена.
Утро началось с хлопка, достаточно громкого, чтоб вывести Грегори из транса. Потревоженный юноша медленно обернулся, чувствуя, как ускоряются и набирают силу процессы метаболизма в его организме. Однако тревога была ложной — это всего-навсего Джеффри.
Шум произвел вытесненный им воздух. Странствующий рыцарь шагнул вперед со своей привычной ухмылкой.
— Утро доброе, братец!
— Доброе, — согласился Грегори. — Спасибо, что пришел помочь мне.
— Мог бы явиться и пораньше, — проворчала Корделия, поднимаясь со своей походной постели. — Но так или иначе, доброе утро, наш неторопливый брат.
— Ха! Если б я поторопился, — возразил Джеффри, — Ртуть была бы очень расстроена, и ты же бранила бы меня за недостаточную галантность!
Хотя замечание было резонное, Корделия не желала сбавлять тон, тем более, что она прекрасно знала, какие именно радости извлекали Ртуть и ее брат из совместного времяпрепровождения. Поэтому девушка спросила с прежним суровым видом:
— Ну как, Джеффри? Попробуем сделать любовника из нашего семейного аскета?
— Поглядим, стоит ли игра свеч, — пробормотал в ответ Джеффри, направляясь к спящей Финистер.
Он взглянул на девушку и присвистнул от изумления.
— При такой-то наружности она еще маскировалась!
— У девушки заниженная самооценка, — пояснила Корделия.
— Да уж, чересчур заниженная, если она не отдает себе отчет, насколько хороши ее лицо и фигура!
— Видишь ли, успех у мужского пола она относила за счет своего проецирующего таланта, — продолжила сестра. — Ей казалось: мужчины падают к ее ногам исключительно благодаря гипнозу.
— Ну, может быть, в этом что-то есть, — признал Джеффри.
Он обернулся к младшему брату.
— Даже ты, со своим культом холодного и незамутненного разума, подпал под ее чары!
— Не буду отрицать, — вздохнул Грегори. — Но, по крайней мере, причиной тому — не ее формы. Поверь, мне довелось наблюдать столько ее обличий, что я и не знал, какая же она на самом деле.
— Да, пожалуй, — согласился его брат. — Ну, и как же тебе подлинный облик этой красотки?
— Он лучше любого из тех, что она сочиняла себе.
Джеффри выразительно поднял брови.
— Вот слова поистине влюбленного человека! — прокомментировал он. — Но как же ты можешь любить коварную убийцу?
— Потому что знаю ее истинную сущность! Под мутной пеленой злобы, ненависти и стыда я вижу слабого беззащитного ребенка с чистым прекрасным сердцем.
— Это все твоя чертова эмпатия! — с раздражением воскликнул Джеффри. — Разве я не говорил, что она до добра не доведет!
— Уж не знаю, порадует ли это тебя, но ты ошибался, — ответил Грегори, твердо глядя в глаза брату. — Все выйдет как раз наоборот.
Джеффри окинул его долгим оценивающим взглядом.
— Ну, что ж, пусть так, — сказал он, наконец. — Во всяком случае, надеюсь, это заставит тебя измениться в сторону мужественности.
Он не уточнил, насколько разумно это было бы, лишь поинтересовался:
— Ты уже обедал?
— Да нет, — Грегори был удивлен вопросом.
— Так я и думал.
Джеффри достал объемистый сверток из своего кошеля и принялся его разворачивать.
— Погляди, парень! Подарок от нашего повара — отменно свежий и прекрасно поджаренный!
Грегори бросил взгляд на жаркое и побелел.
— Мясо!
— Я знаю, дружище, что ты и данное вещество плохо совместимы, — усмехнулся старший брат. — Но придется тебе свести с ним довольно короткое знакомство. А ему — с тобой!
— Как — на завтрак?!
— Ага, а также — на второй завтрак, обед и, вероятно, на полдник и ужин, — безжалостно ухмыльнулся Джеффри. — Тебе давно пора познакомиться с пищей, богатой протеином.
Глядя на мясо, он отвесил шутовской поклон.
— Сэр Жаркое, это — Грегори. Грегори, это — говяжье жаркое. Подойди, обними и пусть оно будет твоим.
Юноша принял предложенный кусок мяса и побледнел еще больше.
