Роберт Асприн - Сезон штормов
Уже не первый раз Балюструс намекал, что знает больше, чем говорит, но это не могло переубедить Уэлгрина. Подобное говорил и Килайт, а Килайт в конце концов предал его.
— Хорошо, мастер, так когда я смогу получить свои мечи? — спросил Уэлгрин более спокойно.
— Честно скажу: не знаю. С колоколом я закончил, как ты слышал. Других заказов у меня нет. Начну работу с рудой сразу же после того, как жрец заберет свой колокол. Но учти, Уэлгрин, даже если я смогу определить нужные температуры и пропорции с первого раза, все равно потребуется время. У меня только двое подсобных рабочих. Я согласился на оплату натурой и не смогу нанять других рабочих, имея только неоткованные мечи. Кроме того, ты ведь будешь против, если я найму на поденную работу людей из таверны, так?
Уэлгрин покачал головой. Он расслабился. Его организм не справился с опасной ситуацией. Он чувствовал себя изнуренным, пальцы рук дрожали. То, что говорил Балюструс, было справедливо, если не считать одного обстоятельства. Он задержал дыхание, и к нему вернулась уверенность.
— Со мной пять человек хороших воинов, которые с успехом справятся с поденной работой. Пока не будут готовы мечи, им — все равно бездельничать. Так пусть уж поработают на тебя.
Теперь пришла очередь колебаться мастеру.
— Я не буду платить им, — объявил Балюструс. — Но они могут оставаться в надворных постройках литейной. Данша будет готовить им пищу, как она делает это для всех остальных. — Балюструс уселся на табуретку и улыбнулся. — Что скажешь на это, сынок?
Уэлгрин содрогнулся, но не от предложения, которое полностью отвечало его желаниям, а от фамильярных попыток Балюструса навязать дружбу. Конечно, кузнеца не было в Санктуарии, когда Уэлгрин был юношей, он не мог знать его отца и того, что Уэлгрин никому не позволял называть себя «сынком». Поэтому он сдержал свой гнев и согласился с предложением мастера.
— Дам тебе один совет, поскольку уж ты теперь мой клиент.
От тебя так и пышет ненавистью и страхом, которые, подобно магниту, притягивают к себе невзгоды. Ты исходишь из худшего и слишком часто думаешь об этом. Ты не сделаешь добра ни себе, ни своим людям, если отправишься на север. А теперь послушай. Священный Союз пасынков, а возможно, и церберы вынуждены будут пойти туда, и тогда здесь не останется никого, обладающего силой. Джабал исчез, ты ведь слышал об этом, верно?
Уэлгрин утвердительно кивнул. Рассказы о ночном нападении на пригородное поместье работорговца циркулировали в разных вариантах, но все соглашались с тем, что с тех пор Джабала никто не видел.
— Но я не хочу провести свою жизнь рядом с подонками Санктуария! — рявкнул Уэлгрин советчику.
— Дай закончить. Ты только что вернулся в город. Здесь многое изменилось. С улиц исчезли ястребиные маски, не все, правда, но это только вопрос времени. Джабал ушел. И даже если он вернется в город, ему будет не под силу снова собрать свою ночную армию. Пусть Темпус, Зэлбар и им подобные, — Балюструс сплюнул для большей убедительности, — сражаются за Рэнке. После их ухода, имея такую сталь, ты мог бы стать хозяином положения в городе на всю оставшуюся жизнь и передать власть детям. Кадакитис капитулирует через день.
Уэлгрин молчал. Он жаждал прославиться, но у него не было никаких конкретных мыслей относительно будущего. Балюструс подзадорил его, но еще больше напугал.
Утреннее солнце не согрело молодого человека. Он весь дрожал под монашеской рясой. На узких улицах прохожих было немного, и они старались уступить ему дорогу. Сутана распахивалась, обнаруживая кожаное военное снаряжение, но никто не посмел остановить его, чтобы задать логичный вопрос.
Таверны были закрыты, бармены и официантки наслаждались коротким отдыхом. Уэлгрин дефилировал по улицам с высоко поднятой головой и строгим взором. Он дошел до набережной и направился к пристаням, к рыбакам, день которых начался задолго до рассвета, и теперь они уже готовы были перекусить.
Уэлгрин вошел в хибару с вывеской «Винная бочка». Название «Рыбная бочка» было бы более уместным. Заведение насквозь пропиталось запахом рыбьего жира. Не обращая внимания на отвратительное зловоние, Уэлгрин подошел к стойке бара. В помещении воцарилась тишина, и хотя такому воину, как он, нечего было опасаться горстки рыбаков, Уэлгрин чувствовал себя неуютно.
Даже эль пропах рыбьим жиром, но Уэлгрин влил его в себя.
Густой напиток пробудил тоску, ее требовала его душа. Он заказал еще три кружки отвратительного крепкого пива и принялся громко рыгать, но рыбаки стерпели и это.
Смиренные, обиженные взгляды рыбаков прогнали Уэлгрина вновь на пристань, прежде чем он успел упиться до нужного ему состояния. Чистый воздух гавани разморил его. Его вырвало, после чего Уэлгрин почувствовал себя почти трезвым. В подавленном настроении он натянул на себя монашескую рясу, мертвой хваткой удерживая ее, чтобы она не распахнулась. Извилистая дорога вела к базару, где жила Иллира, предсказывая будущее по картам С'данзо.
Был базарный день, и все переносные ларьки ломились от продуктов: желе, сладких хлебцев и консервированных фруктов.
Не поддаваясь соблазну, Уэлгрин пробивался мимо них сквозь толпу, пока не достиг центральной части базара и не услышал звон молоточка Даброу, перекрывавшего шум толпы. По крайней мере сестра нашла себе хорошего защитника. Уэлгрин остановился перед мужчиной такого же роста, но гораздо более мощным.
— Иллира дома? — вежливо спросил Уэлгрин, видя, что его узнали. — Она кому-нибудь гадает или с ней можно поговорить?
— Вас здесь не ждут, — спокойно ответил Даброу.
— Я хотел бы повидаться с сестрой. Я не сделал ей ничего плохого в прошлом, не намерен причинить зло и теперь. Постойте рядом, если считаете нужным. Я хочу видеть ее.
Даброу вздохнул и осторожно положил свои инструменты.
Он сгреб в кучу уголь и подвинул ведра с водой, стоявшие рядом с занавеской, служившей дверью саманного сооружения, которое он и Иллира называли домом. Уэлгрин сгорал от нетерпения, когда неуклюжий гигант откинул тряпицу, приглашая его войти.
— К нам гость, — объявил Даброу.
— И кто же?
— Посмотри сама.
Уэлгрин узнал голос, но не узнал женщину, передвигавшуюся в сумеречной темноте. Иллира имела обыкновение скрывать молодость под косметикой и бесформенной одеждой, тем не менее казалось, что направлявшееся к нему существо слишком велико, чтобы быть его сводной сестрой. Потом он увидел ее лицо — точь-в-точь лицо отца, по этой части она пошла в него, — и все сомнения отпали.
Неуклюжей походкой Иллира подошла к креслу Даброу и тяжело опустилась в него. Уэлгрин догадался, что она на последних месяцах беременности, хотя мало разбирался в подобных вопросах.
