Александр Лоскутов - Венец творения
Она знала…
— Ты… тоже?
Слава Господу — она улыбнулась. Пусть слабо и невесело, но улыбнулась.
— Нет, Алеша. Что ты… В войне добра и зла я фигура уже отыгранная. Никто не будет слать мне видения — это попросту бессмысленно… Я просто беспокоюсь за тебя. Ведь эти послания означают, что тобой вновь интересуется кто-то из…
Она не договорила, но я понял. Да и трудно было бы не понять.
Свет и Тьма. Добро и Зло. Вечное противоборство двух равновеликих начал… И бывший чистильщик Алексей Суханов, которого вновь затягивает в этот сумасшедший водоворот.
Зачем? С какой целью? Ради чего? И кому это понадобилось?
Что я должен сделать? Кого остановить или чему посодействовать?
Множество вопросов. И ни одного ответа… Как, впрочем, это всегда бывает, когда имеешь дело с изначальными силами.
Ни Бог, ни Дьявол не любят отвечать на вопросы. В извечной борьбе за человеческие души они возводят стены. А смертные… Им позволено лишь разбивать о них лбы. И брести впотьмах, подчас даже не понимая толком, куда и зачем они идут.
Я подался вперед и обнял грустно смотрящую на меня Ирину. Зарылся лицом в ее густые волосы.
— Все будет нормально, Ира. — Я понимал, что вновь, как и прежде, прячусь за этими ничего в общем-то не значащими словами. Но больше сказать все равно было нечего.
Поверх ее плеча я смотрел в окно. В ушах все еще слабо шумело. В голове, толкаясь и наползая друг на друга, теснились вопросы.
Что значил этот сон? Зачем он был послан мне?.. И почему все мои видения так или иначе кончаются смертью? Все без исключения: и те, что упорно терзали меня год назад, и те, что приходят сейчас. Почему?..
А еще: почему этот сон был не таким, как прежние? До этого все видения неизменно демонстрировали мне события прошлых лет, иногда даже времен до Гнева. Но будущее мне было показано впервые. А ведь я твердо знал, что увиденное было именно будущим, отстоящим от нас примерно на шестьдесят-семьдесят лет… И тот пацан вполне мог быть моим внуком или правнуком.
Что это значит?
Мне просто показали, куда ведет тот путь, по которому идет человечество? Или дали понять, что будущее уже известно и предопределено? Просили не вмешиваться или, наоборот, сделать все возможное для… Для чего?
Не допустить? Или, наоборот, подтолкнуть путь развития в данном направлении? Что от меня требуется?
Вопросы, вопросы, вопросы. И нет ответов… Чтоб вы там все провалились со своими снами! Хотите, чтобы я что-то сделал, так скажите прямо. Не увиливайте. И нечего попрекать меня так называемой свободой воли. Один раз я на это уже купился. Больше не дождетесь.
Только дураки наступают два раза на одни и те же грабли.
Ирина слабо пошевелилась. Подняла голову. Тихонько вздохнула.
— Алеша, ты хотя бы знаешь, с какой стороны пришел этот сон?
Хотел бы я знать… Сколь легче бы мне было…
— Нет. — Я медленно повел плечами. Прошлый сон — да. Он мог исходить только из Тьмы. А этот… — Не знаю, Ира. Честно.
Она помолчала минуту. Потом неохотно высвободилась из моих объятий.
— Будь осторожен, Алеша. Прошу тебя, будь осторожен.
Я медленно кивнул.
Уже во второй раз за два дня меня просили быть осторожным.
Опасности, конечно, существуют и на городских улицах. Можно случайно встрять в бандитскую разборку, столкнуться в узком переулке с ищущей развлечений бандой юнцов или попасть под машину. Я могу нос к носу повстречаться с одним из великого множества своих недоброжелателей, и у него в кармане совершенно случайно может оказаться пистолет… Или даже может случиться прорыв периметра, хотя это и крайне маловероятно.
В жизни риск свернуть шею присутствует всегда. Но на городских улицах он все равно неизмеримо меньше, чем при прогулках за периметр. Именно там начинается территория самых яростных врагов живого человека — вампиров, оборотней, мертвяков, зилотов, чешуйников, навий, а также еще доброго десятка видов воплощенных человеческой фантазией и Божьей волей тварей… Но их мне отныне можно не опасаться. Я ушел из Управления. Я поклялся никогда больше не покидать пределов городского периметра.
И поэтому мне даже не пришлось кривить душой, когда я сказал:
— Конечно, Ира. Я буду очень-очень осторожен… Обещаю.
* * *Погода, похоже, задалась целью всех нас уморить. Люди медленно дурели от каждодневной жары, от которой в наших железобетонных джунглях практически невозможно укрыться. И мне кажется, сейчас в городе можно найти много-много работы для инквизиции: не один десяток и даже не одна сотня человек в это время готовы продать душу за всего лишь один-единственный ливень с грозой.
Что касается меня, то я лучше бы залез в холодильник, чем вышел на улицу. Но разве у меня был выбор? Я пообещал шефу зайти сегодня в контору. Обещания следует выполнять. И потому я упорно тащился по этой жаре, тихо прея под плотной кожаной курткой. По уму, конечно, ее следовало бы оставить дома, но тогда я вынужден был бы точно так же поступить и с прячущимся под ее полой кинжалом. А на этот шаг я пока не был готов. Хотя и понимал его жизненную необходимость.
Проклятье… Еще недавно я думал, что жары более сильной, чем вчерашняя, быть не может. Сегодня я уже так не считал.
Возможно, стоило бы задуматься: а не связана ли столь необычная для наших широт погода с маячившими на горизонте переменами? Но от жары плавился не только асфальт. Мысли были вялыми и тягучими. Ломать голову над проблемами мироздания не хотелось. И я временно отложил в сторонку все свои догадки и подозрения.
Все равно, к какому бы выводу я ни пришел, вряд ли мне удастся что-либо исправить. Плюс к тому я был уверен, что этим вопросом обеспокоились уже до меня. Под церковными куполами работает немало умных голов. Вот они и пусть думают. А я буду подыскивать себе новую сферу деятельности…
Может быть, все-таки стоит податься часовым на периметр? Надо будет сходить в штаб дивизии, узнать о следующем наборе.
На ступеньках у дверей Управления, игнорируя жару, торчало неожиданно много народу. Все из шестой группы — то есть недавние новички. Я поискал взглядом. Водовозова, в это время дня обычно околачивающегося здесь же, видно не было. Впрочем, это еще ничего не значило. Возможно, он просто зашел внутрь, не желая зря маяться на самом солнцепеке.
Зато здесь присутствовал другой человек, которого я настолько хорошо знал, что однажды целенаправленно всадил в него сразу две пули. И хотя задним числом трибунал меня оправдал, отпущение мирского суда еще не означает прощения в глазах пострадавшего от твоей руки человека.
