Алексей Игнатушин - Железная скорлупа
«Господь, дай сил! – взмолился рыцарь. – Зря, что ли, отказался от помощи демона? Хотя бы немного сил, пока не спасу фрейлину».
От молитвы сил не прибавилось. Мелькнула богохульная мысль, Инконню вздрогнул и закусил губу.
Сапогами ерошил мягкий снег. Меч тащился по земле якорем, норовя поставить рыцаря на прикол.
«Думал, будут прекрасные птицы, – усмехнулся про себя. – Проклятье, как печет внутри!»
Приливные волны болезненного жжения страшили, кожа неприятно бугрилась. Распухшими щеками он касался стенок шлема, металл натирал волдыри, полные гнили.
Ужас на миг парализовал, с черного неба посыпался пепел. Страх схлынул. Серебристое небо будто улыбнулось, осыпав рыцаря пушистыми снежинками.
«Интересно, найду я ее? – подумал вяло. – Если найду, что толку? Глупо думать, что там нет охраны, а меня и воробей заклюет».
Вдруг накатила злоба. Перед глазами встало прекрасное девичье лицо с гиацинтовыми глазами.
«Все из-за этой дуры! Почему я должен умирать из-за ее глупости? – подумал с обидой. – Какая несправедливость! Заботился о ней, а получал в ответ попреки, и теперь трачу остаток жизни на бессмысленное блуждание, а мог бы лежать и разбавлять горечь смерти сладкими воспоминаниями. Как много глупого в рыцарстве. Есть ли что-то главнее жизни? Рыцарь не должен ставить жизнь выше чести, но разумно ли это? Хотя… Разумно было принять помощь демона, а затем и вовсе прийти под сень Сатаны – возможностей очень много, обязательств – почти никаких. Что Астарот имел в виду, говоря об общей цели истребить Дивный народ? Говорил, что Церковь тут союзник. Бред какой-то. Хотя деревенский священник – доказательство. Так же, как и приспешники тьмы, ненавидит сказочных существ… Бред!.. Но… Хелия похищена отнюдь не дьяволом… Ничего не понимаю…»
Взору вдруг открылась каменная гряда: за зубчатой стеной вздымались к небу тонкие шпили прекрасных бастионов и башен, на верхушке донжона – главной башни – трепетало серебристое полотнище.
Красота хрустальных зданий заворожила, сердце рванулось к замку, словно ребенок навстречу матери, и ослабляющий жар отступил. Рыцарь жадно смотрел на невесомые мосты меж башнями, причудливые арки, мягко мерцающие золотом.
«Как красиво! Что ж, леди Хелию наверняка держат здесь».
Вспомнились ужасные мысли, каждый слог будто обрел ржавые шипы, впился в сердце и нещадно драл в клочья.
«Господь видит – это влияние болезни, не более», – покаялся Инконню.
Каменная стена вырастала, закрывая строения замка, золотой шпиль со знаменем сверкал путеводной звездой. Инконню стало необычайно уютно, словно оказался дома. В своем доме, коего никогда не имел.
«Проклятая тайна крови, – выдохнул устало. – Демон, священник, женщины деревни… Неужели все они правы? Кто я? И никто не решит за меня, а выбирать, увы, надо – в двух мирах не проживешь. Как гадко! Бремя выбора – тяжкое бремя!»
Инконню горько усмехнулся: поневоле порадуешься, что смерть лишит тяжести выбора.
Сквозь дымку глянуло желтое окно сторожевой башни. Рыцарь доковылял до массивной деревянной двери, озадачился отсутствием петель и косяка. Похоже, камни покрасили под дерево, вбив в середку медный дверной молоток.
Рыцарь потянул тяжелое кольцо, но вздрогнул от чудовищного рева. Огляделся – вокруг никого, а в реве различил слова:
Круши, круши, круши, круши!
Руби, руби, руби, руби!
Дроби, дроби, дроби, дроби!
Бухай, бухай, бухай, бухай!
«Ну и глотка, чуть сердце не выпрыгнуло!»
Кольцо приложил к пластине со слабым звяком. Плача от бессилия, напряг руку, ударил еще, еще.
Слабые стуки растаяли в басовом реве. Но пение прекратилось, настороженную тишину разорвал раздраженный бас:
– Кто там еще?
Инконню отступил от двери на шаг, безуспешно попытался поднять меч. Оставалось надеяться, что страж дружелюбен.
Дверь засветилась мягким серебром, растаяла. Снежинки упали на широкое лезвие алебарды, затем из темноты прохода вылезла борода, потом мясистый нос, с заросшего лица на рыцаря глянули свирепые глаза.
– Талый металл, человек! – вскричал гном.
Инконню облегченно выдохнул: уж если и есть существа, у которых нет ссор с людьми, так это гномы. Взгляд его упал на шапочку гнома – грязно бурый берет, – и сердце остановилось.
– Красный колпак! – прошептал рыцарь изумленно.
Гном сощурил глаза, уткнув древко алебарды в землю, стряхнул снежинки с коричневого блио.
– Угадал, человек, – пробасил он насмешливо. – Хотя многие зовут меня Кровавый Колпак!
Во взгляде гнома полыхнула лютая злоба, лезвие алебарды он занес над рыцарским шлемом. Инконню с испуганным криком оторвал меч от земли, заслонился, как распятием.
Красный Колпак отступил.
– Что творишь, дурак?! – прошипел свирепо. – Глазам больно!
Инконню шагнул следом, удивился:
– Ты почему не исчез?
– Я у себя дома, – огрызнулся гном. – Здесь сила креста ослаблена.
– Но, хвала Господу нашему Иисусу Христу, действует! – вскричал рыцарь восторженно.
Красный Колпак отступал. За спиной рыцаря померк свет – дверь «заросла». При свете факелов рыцарь разглядел небольшую площадку, каменные ступени винтовой лестницы. Коротышка отвернулся и затопал башмаками, рыцарь рванулся следом.
Ступени казались неодолимыми, ноги не поднимались, будто подошвы прибили к полу. Наверху, в караульном помещении, сыпалась ругань. Инконню широко шагнул, и тело будто облили кипятком…
Утраченные чувства скоро вернулись, от слабости остался слабый осадок. Рыцарь удивленно подвигал плечами, легко зашагал по ступенькам. Приходилось слышать, что перед смертью чумные недолго чувствуют себя свободными от болезни.
– Проклятье! – прохрипел рыцарь. – Нужно скорее найти фрейлину, скорее!
«Может, сумеет освободиться, донести весть. Хоть какая-то надежда!»
В несколько прыжков он взобрался по лестнице. Из распахнутой двери комнаты вылетел нож, звонко чиркнул по шлему. Инконню пошатнулся, ворвался в комнату, держа меч, как распятие.
– Убери, с ума сошел?! – заорал гном оскорбленно.
Инконню рассмотрел съежившегося карлика в углу, двинулся к нему хищно. Гном, вскрикнув, отвернулся от меча. Рыцарь, нависнув над стражем, оглядел комнату – больше здесь не было никого.
Убранство комнаты скудное: стол, заставленный кувшинами, глиняными кружками, захламленный объедками, скамейка, пустая стойка с оружием, запах подгнившей еды. Голые стены освещала плошка с жиром, еще одна дверь притаилась в темном углу.
