Светлана Багдерина - Герои не умирают
Мальчик подавленно кивнул.
— Начнем с того, что идеализм в двадцать пять лет — нормальное состояние, а в сорок пять — признак душевного заболевания. Я похож на психа? — Фалько остро глянул на мальчика, и тот помотал головой.
— Что касается Сенона… — задумчиво поджав губы, продолжил гардекор. — Думаю, ты не знаешь, что до недавнего времени — а именно, пока он пять лет назад не захватил престол — Гельтанию раздирали и медленно убивали междоусобные войны. Предыдущий король был слаб и безволен, а его герцоги честолюбивы и беспринципны. Сенон отметил начало своего правления массовыми арестами и казнями самых энергичных герцогов и их приближеных, чем привлек к себе знать помельче, гильдии и крестьян, больше всего страдавших от постоянной грызни высших аристократов. Но это не дало победы, а всего лишь уравновесило его силы с герцогскими. Наступил черед не открытых ударов, но интриг и заговоров. И тут как, нельзя кстати, старику Сенону пришелся ко двору новый телохранитель: удачливый, сообразительный, умелый, способный хранить тайны и просто обаятельный красавец в расцвете сил. Теперь Гельтания могла спать спокойно. Ну или те ее дети, которых я имел удовольствие навестить по поручению короля, — ухмыльнулся гардекор.
— Но какое вам дело до Гельтании? — недоуменно воскликнул Найз. — Они издевались над вами, они унижали вас, они…
Фалько усмехнулся:
— До Гельтании — никакого. Но, хоть тебе это и покажется странным, наемники тоже могут испытывать чувство благодарности.
— К кому?!
— К великому герцогу, завсегдатаю гладиаторских боев, ценителю хороших бойцов. Он вытащил меня из передряги с легкомысленной Оглиндой и ее мстительными братьями и взял телохранителем. Для вчерашнего гладиатора, к тому же едва не ставшего кормом для крокодилов Арены, это был немыслимый скачок вверх. А когда герцог после удачного переворота вышел в короли, круг обязанностей его телохранителя немного расширился.
— И вы стали убивать по его приказу кого попало? — с сочувствием проговорил мальчик.
— Кого попало убивает ветрянка, — брюзгливо ответил Фалько. — А я стал блюстителем сильной королевской власти. В конце концов, если ты живешь в какой-то стране, то или заботься о ее благополучии, или проваливай в другую.
— Но вы же и вправду могли вернуться в Эрегор! — вспыхнули старым огнем глаза мальчишки. — Вы тут герой!
Гардекор приглушенно хохотнул:
— И как ты себе это представляешь? «Здравствуйте, я — офицер для щекотливых поручений короля Гельтании, бывший гладиатор и галерный раб, а вообще-то — тот самый Фалько, который памятник»? Нет, парень. Пусть капитан Бессмертных мирно покоится под своей стелой. Пусть в него играют дети и балаганные лицедеи. Бывает поздно, а бывает слишком поздно, и второй случай — мой. Фалько умер, Найз. Ты прав. Остался Тигр — другой человек, думающий другие мысли, совершающий другие поступки… Или не совершающий те, которые совершил бы Фалько. К тому же быть живым гардекором гораздо интереснее, чем живым памятником.
Он смолк, и некоторое время они шли молча: мальчик — пригибаясь под неровными низкими сводами и то и дело поправляя сползавший узел, Фалько — рассеянно поигрывая ножом.
— А тебе не кажется, что теперь моя очередь задавать вопросы? — неожиданно улыбнулся гардекор.
— О чем? — удивленно моргнул Найз.
— Например, о старине Лимбе. Так нечестно: ты знаешь обо мне всё, а я о вас — ниче…
Не договорив, Фалько вдруг замер.
— Что?.. — настороженно расширив глаза, шепнул мальчик, но через секунду уже и сам услышал, как справа и чуть впереди, в липкой душной тьме бокового тоннеля, плеснула вода.
Фалько схватил его за плечо и притиснул к камню: «Не двигайся!», а сам, с мечом и ножом наготове, плавно устремился к зеву хода. Приникнув к стене, он прислушался, выглянул… и покашлял.
— Доброе утро, прекрасная Эмирабель, очаровательная Илада…
— Мастер Тигр! — голос служанки зазвенел от невыразимого облегчения. — Эмирабель, это мастер Тигр! Он нашел нас! Я же говорила! Теперь всё будет хорошо! А мальчик?..
— Я здесь! — Найз прыгнул в воду, и эхо радостного плюха на несколько секунд заполонило всё пространство.
Шорох дерева о камень — и в главный тоннель выплыла небольшая плоскодонка. На носу ее с шестом в руках стояла Белка — осунувшаяся, с опухшими глазами и раздутой сине-черной щекой. Рядом с ней сидела Илада, прижимая к груди правую руку, перевязанную до локтя каким-то тряпьем. Старого алхимика с ними не было.
— Мастер Горату?.. — поняв всё, уточнил Фалько на всякий случай.
Девочка вместо ответа уткнулась лицом в ладони и беззвучно зарыдала. Илада привлекла ее к себе здоровой рукой, посадила рядом, обняла и прижала к груди. Шест упал в воду, но про него никто и не вспомнил.
— Одна труба взорвалась, — тихо и устало заговорила служанка. — Мастера Горату убило на месте. Меня обожгло. Пока мы поняли, что старику ничем не поможешь — барзоанцы опамятовались, в нашу сторону побежали. А я даже весла взять не могу… Хорошо, что про речку-вонючку вспомнилось. Похватали из запасов, что успели — и сюда…
— А пираты, увидев мертвого, лодку и остатки припасов, решили, что он был один — и не стали больше никого искать, — медленно закончил Фалько и, опустив глаза, поднял по эрегорскому обычаю ладони вверх: — Да примет Святой Радетель душу мастера Горату в свои длани.
— Да примет… — эхом повторили Найз и Илада.
Некоторое время в подземелье висела тишина, такая же темная и тяжелая, как мрак вокруг них. Первой нарушила ее девочка. Освободившись от объятий Илады, она повернулась к спутникам:
— Я… Спасибо… Уже всё в порядке.
Голос ее звучал глухо и безжизненно.
— Мы все соболезнуем тебе, Эмирабель, — мягко тронул ее за руку Фалько. — Но ты можешь по праву гордиться твоими мужчинами: они были настоящими героями и умерли так, как многие могут только мечтать — защищая других. Они ушли победителями.
Белка, конвульсивно всхлипнув, снова уткнулась в плечо Иладе, обхватила ее и замерла — лишь вздрагивали плечи.
— Девочка… бедная моя девочка… ну же… ну… Белочка… милая… nbsp; Фалько говорил ровным отсутствующим голосом, как будто рассказывал про кого-то другого или выдуманную историю из книжки. Будто ему и в самом деле было всё равно, что с ним случилось двадцать лет назад — или он старательно в этом кого-то убеждал. хорошая… славная… девочка моя… ласточка… маленькая девочка… — мягко, нараспев зашептала служанка, гладя ее по голове, и Эмирабель постепенно стала затихать.
Найз прикусил губу и опустил глаза: не зная, что говорить в таких случаях и что делать, он чувствовал себя необъяснимо виноватым — одним своим присутствием, тем, что был жив, цел — и ничего не мог исправить…
