Денис Юрин - Герканский кабан
Естественно, это почетное, но и опасное поручение заслужил тот самый солдат, которому не терпелось набить брюхо. Удар в ухо был лишь первой частью его наказания, лейтенант решил мстить до тех пор, пока все еще бушевавший гнев при виде наглого усача не сменится на сочувствие и жалость.
Солдат ушел, а его товарищи-штрафники расположились на земле и с азартом закопошились в мешках в поисках съестного. Офицер же по-прежнему стоял и смотрел то на, казалось бы, абсолютно безлюдный поселок, то на спину быстро удалявшегося солдата. Расчет командира был прост. Если разведчика убьют, что случится еще до того, как он достигнет недостроенного частокола, то нужно готовиться к бою. Если же он вернется обратно без харчей, значит, шахтеры близки к бунту, но еще не решились поднять мятеж. В этом случае следовало разбить лагерь прямо здесь и ждать, ждать, когда же, наконец, поступят эти чертовы «дальнейшие указания». Ну, а если штрафник вернется довольный и за обе щеки жующий, значит, можно спокойно ввести солдат в само поселение, там им рады, там их давно ждут.
К сожалению, ни один из вариантов не оказался верным. Разведчик достиг частокола, скрылся за ним и больше не появлялся. Потянулись долгие минуты ожидания. Через четверть часа лейтенант скомандовал «К бою!», и уже уничтожившие почти весь двухдневный паек солдаты поспешно организовали что-то наподобие строя. Еще через минуту мечи были проверены, мушкеты заряжены и приготовлены к ратному делу. Неровная линия строя выровнялась, и жалкое сборище неопрятных штрафников стало походить на вполне боеспособный отряд. Все-таки что-что, а муштровали солдат в герканской армии отменно, на твердую пятерку с плюсом!
Весьма довольный беглым осмотром своего нового отряда лейтенант отдал приказ наступать, но запретил солдатам стрелять до его распоряжения, которое незамедлительно последовало бы, как только со стороны шахты раздался бы первый выстрел или между плохо отесанными зубьями недостроенного частокола промелькнула бы голова в меховом шлеме или ином негражданском уборе. Строй мгновенно растянулся в цепь, состоящую из трех шеренг, и отряд пошел в наступление. Молодой офицер не спешил, не гнал бойцов. В его юном сердце все еще тлел слабенький огонек надежды, что нерасторопный болван, которого он послал на разведку, просто замешкался, то ли болтая с поселенцами, то ли выпрашивая у них харчи, и что его взлохмаченная голова вот-вот появится над частоколом.
Так оно и случилось; так, да только не совсем так… Голова появилась, но, увы, отдельно от тела. Окровавленный шар взмыл высоко вверх над кольями и, пролетев около семидесяти шагов по оптимальной для дальнего броска сорокапятиградусной траектории, грохнулся оземь точно под ногами солдат первой шеренги. Последние сомнения отпали, шахта захвачена врагом, которого еще не было видно, но чья бессмысленная жестокость говорила о серьезности предстоящего сражения. Неизвестный враг готов к обороне и не собирается покидать захваченную шахту; его не пугала численность наступающего отряда, он уверен, что победа будет за ним.
– Скоты, падаль гнилостная! – что есть мочи заорал командир, сопровождая ругань активной жестикуляцией. – Живьем хоть парочку взять! Я их сам, подонков, на куски порежу и зверью скормлю! Что застыли?! На штурм! Бегом, арш!!!
Несмотря на молодость лет, лейтенант был не совсем уж новичком в ратном деле. Он успел поучаствовать в трех небольших боях и усвоил одно из самых важных, незыблемых правил войны: если противник пытается деморализовать твое войско, применяя перед боем такие вот примитивные, но весьма действенные акты устрашения, командир должен срочно взять инициативу в свои руки и любым способом быстро обратить страх своих воинов в праведный гнев. Жестокость – палка о двух концах, и лишь от командиров зависит, по кому она ударит больнее…
Слова юноши в эполетах возымели желаемое действие, паника не началась. Отряд побежал к поселку, а звучное и громкое «Ура!» в исполнении пятидесяти луженых глоток гулко прокатилось по затихшей округе. Дружному крику мгновенно завторило эхо, в небесной выси послышалось беспокойное карканье поднявшегося и закружившегося над деревьями воронья. Кто-то за частоколом выкрикнул: «Кьергарха-а-а-а!!!» – но боевой клич урвасов не был услышан, он потонул, затерялся в многоголосом реве. Зато стоило лишь из-за кольев появиться медвежьему шлему дикаря, как тут же грянул дружный выстрел позабывших в приступе ярости о приказе своего командира солдат. Залп произвели в движении, поэтому лишь две пули из сорока девяти попали в цель, но этого было достаточно, чтобы головной убор разлетелся на мелкие куски. К сожалению, под ним почему-то не оказалось самой головы жителя лесов…
Не успел пороховой дым рассеяться, как в поле зрения бегущих появились пятеро лесных воинов с натянутыми луками. Воздух одновременно пронзил свист сразу пяти стрел, ни одна из которых не пролетела мимо. Двое солдат упали замертво; двое замедлили бег, схватившись за раненые конечности; слегка покачнулся и лейтенант: наконечник пущенной в него стрелы скользнул по ободу шлема и, уйдя вниз, оторвал мочку левого уха.
У мушкетов много преимуществ перед луками, но есть один существенный недостаток: их слишком долго перезаряжать. Выстрел схитривших дикарей остался безнаказанным. Слишком рано разрядившие оружие герканцы не думали его перезаряжать, они со злостью побросали на землю неповинные в их глупости и недисциплинированности мушкеты и, выхватив мечи, ринулись на штурм недостроенного частокола.
Дикари же, как это ни странно, сохраняли удивительное спокойствие, хотя вверх по бревнам уже карабкался враг, превосходящий их в десять раз. Пятеро урвасов еще раз появились на стене и выстрелили в упор, после чего четверо из них благополучно скрылись. Один выстрел все-таки грянул, это лейтенант разрядил свой пистолет в целящегося в него из лука врага. Смертоносный свинец вонзился точно в центр лба дикаря и отбросил замешкавшегося стрелка со стены.
Понимая, что не смогут сдержать натиск штурмующих, урвасы поспешили к домам в надежде еще какое-то время продержаться на крышах и увести с собой в иной мир как можно больше солдат. Однако они просчитались, недооценили смекалку воинов-чужаков, хоть и обезумевших от ярости, но не настолько, чтобы действовать бездумно. Пока основная часть отряда штурмовала в лоб, то есть перелезала под обстрелом частокол, шестеро солдат зашли с тылу, проникнув в поселок через брешь в недостроенной стене. Они отрезали врагу путь к отступлению, и хоть служивым и досталось от топоров урвасов, но именно благодаря их находчивости бой и закончился так быстро. Толпа солдат, организованным строем назвать это скопище было никак нельзя, нахлынула сзади и смяла, более затоптала, нежели покарала мечом, малочисленную группку врагов. Всего несколько секунд массового безумства, и в лагере воцарилась гробовая тишина, слышно было лишь тяжелое дыхание запыхавшихся солдат.
