Робин Маккинли - Корона Героев
— Как сказал Тор, пробуждение Черного Дракона — беда, посланная нам, и посланная нарочно именно тогда, когда мы не можем на нее отвлекаться.
Плечи у гонца поникли, и он закрыл лицо руками.
Арлбет продолжал так тихо, что никто, кроме Аэрин с Тором и гонца, не слышал.
— Сейчас мы отправляемся навстречу беде еще более грозной, чем драконы, ибо то беда человеческая, дамарская и подстегиваемая злом. С драконом Дамар справится. Дамар, разбитый на куски, станет ничем, даже если дракон умрет.
Он снова повернулся к Кестасу, сунул ногу в стремя и сел верхом. Аэрин отступила, когда Кестас загарцевал, ибо коня не занимали драконы, зато ему очень хотелось нести короля во главе процессии.
— Мы вернемся так скоро, как сумеем, и сразимся с твоим Черным Драконом. Отдохни, возьми свежего коня и отправляйся домой. Все, кто хочет, могут прийти в Город и ждать нас под его защитой. — Арлбет вскинул руку, и отряд зашелестел, как листва на ветру, ожидая приказа выступать.
Один из софор отвел запаленного коня гонца в сторонку. Королевская процессия миновала замковые ворота и двинулась вниз по Королевской дороге и за стены Города, где их ожидало войско. Аэрин хотела забраться на самую высокую башню замка и провожать их взглядом, пока они не исчезнут под деревьями за Городом. Но вместо этого она ждала, стоя рядом с гонцом, все еще прятавшим лицо в ладонях.
Когда последний звук уходящего отряда стих, человек уронил руки, словно до этого момента надеялся на отсрочку приговора, и вздохнул.
— Я едва застал его, — прошептал он, глядя в пустоту. — И все без толку. Лучше б я вовсе опоздал и не загнал так бедного Лмота. — Он перевел взгляд на коня, на котором приехал.
— О Лмоте хорошо позаботятся в наших конюшнях, — сказала Аэрин, — а я сейчас отведу тебя туда, где для тебя найдется еда и постель.
Человек медленно поднял на нее глаза, и она снова увидела в них слабый проблеск надежды.
— Я должен вернуться как можно скорей, хотя бы с вестью о королевском приглашении для тех из моего народа, кто остался без крыши над головой или напуган.
— Сначала еда, — возразила Аэрин. — Ты проделал долгий и трудный путь.
Он кивнул, но продолжал смотреть на нее.
— Когда ты поскачешь домой, я поеду с тобой, — негромко сказала Аэрин, — но ведь ты уже это понял?
Отблеск надежды теперь отразился в улыбке, но улыбке столь слабой, что она и не заметила бы ее, если бы, со своей стороны, не надеялась увидеть.
— Благодарю тебя, Аэрин-сол, Драконобойца, — сказал он.
В тот же день после полудня они выехали. Талат был свеж и склонен поскакать. Его не волновали прицепленные к седлу драконьи копья, ведь он не сомневался, что знает о драконах все, что следует знать.
Путешествие выходило молчаливое. Они ехали так быстро, как смели гнать лошадей, — чуть медленнее, чем хотелось бы гонцу, но Аэрин понимала, что у них с Талатом впереди дракон, а Талат стар. И если он сам не желает об этом помнить, тем важнее, чтобы Аэрин помнила об этом за него.
Путь их лежал почти прямо на север, но в этом направлении горы вздымались круче всего, поэтому они свернули с дороги на более легкую тропу, где могли двигаться быстрее. На третий день впереди над горами повисло черное облако, хотя небо над головой оставалось чистым. К полудню в воздухе появился едкий привкус. Гонец при виде черной тучи втянул голову в плечи и больше уж не отрывал глаз от тропы.
Талат очень тщательно ступал след в след за другим конем. Он стал гораздо более покладистым с тех пор, как был молод и носил короля на битву. Тогда мысль о том, чтобы следовать за любой другой лошадью, сразу заставила бы его дуться и хандрить.
Аэрин положилась на коня, поскольку сама смотрела только на облако. Когда гонец свернул налево, хотя облако по-прежнему висело перед ними, она окликнула его:
— Погоди.
Человек остановился и потрясенно оглянулся, словно его окликнули с того света.
— Дракон впереди. В небе мы видим его флаг. Я еду туда.
Гонец взял себя в руки и открыл рот, чтобы что-то сказать, но сомкнул губы, не проронив ни слова.
— Ступай к своим людям и передай им королевское послание, — ласково подтолкнула его Аэрин. — Я приеду к вам позже… если смогу.
Человек кивнул, но продолжал сидеть, повернувшись в седле и глядя на королевскую дочь, пока та не протиснулась мимо него на Талате и не отправилась вниз по оставленной гонцом тропе прямо к облаку.
В тот вечер Аэрин разбила лагерь у почерневшего от пепла ручья. Прежде чем вскипятить воду для маллака, пришлось ее сначала дважды процедить через угол одеяла, поскольку подобных осложнений никто не предвидел.
— Надо было мне быть умнее, — сообщила она Талату, развешивая намокшую постель у огня на каркасе из веток в надежде просушить одеяла прежде, чем настанет пора в них заворачиваться.
Для Талата тоже пришлось процеживать воду — он отказывался пить пепельную жижу из бегущего ручья, фыркая, топча ее и оскорбленно вскидывая голову с прижатыми ушами.
Походный костер не принес уюта. От его резкого света болели глаза, а дымил он больше, чем полагалось маленькому костерку. Дым повисал низко над землей и не рассеивался, но оседал в горле и легких. Аэрин завернулась в по-прежнему влажное одеяло и попыталась заснуть, но просыпалась от собственных снов, ибо слышала драконье дыхание и не могла отделаться от ощущения, будто земля под ней пульсирует от стука драконьего сердца. Талат тоже не находил себе места, часто поворачивал голову, таращился в темноту и вздрагивал всей шкурой, словно чувствуя прикосновение хлопьев пепла.
Занялся рассвет. Аэрин лежала совершенно проснувшаяся, наблюдая, как ширится полоса света, и по-прежнему чувствуя, как дрожит земля от драконьего пульса. Свет так и не стал по-дневному ярким, а оставался серым, словно в сумерки. Она скатала одеяло и оставила его и кухонные принадлежности в выемке в скале. Натерла кенетом с ног до головы Талата, потом себя и натянула пропитанный мазью кожаный костюм. Затем намазала себя и коня повторно. Серый воздух и дрожащая земля даже Талата надоумили не протестовать против такого новшества. Аэрин натерла кенетом копья и проверила, на месте ли грубые замшевые петли. Затем проверила пряжку перевязи и положение кинжала в правом сапоге. В последнюю очередь она натянула перчатки — пальцы казались жесткими, словно когти.
Маур ждал их. Они провели ночь, отделенные от дракона всего лишь валуном чуть выше Талата. И именно в сторону лежащего дракона Талат так часто поглядывал в темные часы. А может, Маур подобрался к ним с того места, где лежал вчера, и это его тяжкую поступь Аэрин приняла за сердцебиение, лежа без сна у дымного костра.
