Марина и Сергей Дяченко - Алена и Аспирин
Он забыл о Мишутке. Как так? Просто вылетело из головы. Но не возвращаться же теперь…
Он подъехал к самому входу.
— Садись. Быстро. Тут стоянка запрещена.
Она нырнула на заднее сиденье.
— Спасибо, — сказала, кажется, искренне. — А то этот дождь… И уже поздно…
В молчании проехали центр, залитый огнями, все еще людный. Чем ближе к дому, тем чернее делались подворотни, тем жиже становился свет фонарей и витрин.
— Ну и как тебе Шнитке?
Она молчала. Аспирин решил было, что она уже не ответит.
— Знаешь, — сказала девочка, когда он притормозил под мигающим желтым светофором, — когда слушаешь придуманную человечеством музыку… Оно кажется таким… прекрасным. Благородным. Почему?
Проехав перекресток, Аспирин разогнался снова:
— А может, оно на самом деле прекрасно, благородно…
Будто иллюстрируя его слова, прямо перед машиной сверкнул, подрезая, красный «Форд». Аспирин ударил по тормозам. Алену бросило на спинку переднего сиденья. Аспирин повис на ремне.
У «Форда» распахнулись разом три дверцы.
— Едь! — крикнула Алена. — Ехай! Езжай!
«Форд» не давал свободы маневра. Сзади подлетел и притормозил, зацепив бампер, старый «БМВ».
Треснуло боковое стекло. Разлетелось острым градом, застучало по полу, по спинкам сидений. Распахнулась дверца рядом с Аспирином. Его схватили за ворот и потащили из машины:
— Вылазь!
Он заехал кулаком по твердой волосатой морде. На втором ударе руку перехватили.
— С-сука!
От удара сделалось светло, но Аспирин все равно ничего не видел; сзади заверещала Алена.
— Сволочи! Ребенок…
И басовито, на пределе слышимости рыкнул огромный зверь.
В зеркале заметались тени. Завизжал теперь уже мужчина — тонко, как заяц. Что-то шаркнуло по асфальту, что-то выпрямилось во весь рост; силуэт был огромный. Что-то взлетело вверх, как подброшенный тряпичный манекен, пронеслось по воздуху десять метров и шлепнулось оземь.
Затопотали ноги разбегающихся в ужасе людей. Завизжали колеса, дымясь, пытаясь сорваться с места раньше, чем позволяли земные физические законы. Сделалось просторно — как будто и не было впереди никакого «Форда».
Аспирин обнаружил себя лежащим на животе, вниз головой, наполовину в машине, наполовину снаружи. Под ладонями хрустело битое стекло.
Шагах в пятнадцати, на тротуаре, неподвижно лежал очень большой человек, похожий не то на дохлого бегемота, не то на поверженного борца сумо. Свет фонаря омывал его сверху, а снизу расплывалась темная лужа.
«БМВ» торопливо сдал назад.
— Скорее! — кричали над ухом Аспирина. — Что ты разлегся, поехали, быстрее!
Он втянулся в машину. Захлопнул дверцу — посыпались остатки выбитого стекла. Трясущейся рукой взялся за ключ. Завел машину — с третьего раза. Редкие фонари, тусклые огни окон — все поплыло назад.
Аспирина трясло так, что он подскакивал на сиденьи. В зеркальце заднего вида мелькали то блестящие глаза Алены, то плюшевая морда с пластмассовыми пуговицами-гляделками.
В дыру на месте выбитого стекла влетал ветер пополам с дождем. Руль сделался липким от крови из порезанных ладоней. Трясясь и поглядывая в зеркало — нет ли погони, не задумал ли оборотень еще кого-нибудь убить — Аспирин доехал наконец до гаража и нашел в себе силы приветливо поздороваться со сторожем — вот, мол, незадача, то багажник раскурочился изнутри, теперь стекло само по себе вылетело…
Он отпер гараж. Привычное действие успокаивало. Но чтобы окончательно взять себя в руки, Аспирину пришлось бы, наверное, отпирать один за другим сотню знакомых гаражей.
— Он жив? Тот…
— Не знаю, — честно призналась Алена.
Аспирин завел машину в гараж — фары уперлись в противоположную стенку. У стены стояли старый пылесос и древний, с железными уголками чемодан, набитый бумагами того сорта, которые негде хранить и жалко выбрасывать.
Мотор работал.
— Тебе больно? — тихо спросила Алена.
Аспирин только сейчас заметил, что правая половина лица у него значительно больше левой.
— Он… этот… убил его? Шею сломал?
Алена набычилась:
— А ты хочешь, чтобы он целовался с ним? Выбросили бы нас из машины, избили, угнали тачку… Это лучше?
— Все хуже! Что теперь делать, ты представляешь?
— А ничего, — беспечно откликнулась Алена. — И не переживай: у тебя руки чистые. Порезанные только. Надо перекисью залить.
Аспирин нашел ее глаза в зеркале:
— Слушай… наш мир тебе не нравится, да? Грязный, да? Что же ты — пришла со стороны, притащила с собой этого… И решаешь тут, кому жить, а кому валяться со сломанной шеей?
— Ну извини, — подумав, сказала Алена. — Я так долго охотилась за этим беднягой, который сто двадцать кило, наверное, весит. Я его выслеживала. Я на него напала. Хотела всего-навсего ограбить и набить морду. Ну, извини.
— А может, это был твой брат? — зло спросил Аспирин. — Твой драгоценный, которого ты ищешь? А?
Ее глаза изменились. Сделались почти пластмассовыми, похожими на Мишуткины зенки:
— Да. Может. Может, это был мой брат… Тогда все напрасно.
И она скрючилась, закрыв лицо медведем.
Аспирин перевел дыхание. Надо было вставать, запирать гараж, идти домой, а до дома, между прочим, тоже минут десять по темным улицам. Надо было что-то делать с разбитым лицом, с порезанными руками — это пока, в состоянии аффекта, он почти не чувствует боли. А что будет завтра?!
— Ты что, брата совсем не помнишь? — спросил он сквозь зубы. — Неужели он может быть… таким?
— Каким угодно, — глухо ответила она из-за плюшевой баррикады. — Молодым, старым… Он ведь перешел грань между… короче, он мог измениться до неузнаваемости. Сменить оболочку. И мог забыть все… скорее всего… забыть себя…
— И превратиться в отморозка?
— Да, — она наконец-то отняла медведя от лица. Глаза, вопреки опасениям Аспирина, были сухие. — Потому что когда… оттуда… попадаешь сюда… и проходит первый шок… хочешь стать хуже, чем этот мир. Это будто месть. Хочешь победить его. Сделать его еще гаже, сделаться самому гадом из гадов… Это будто протест.
— Детский какой-то протест, — пробормотал Аспирин. — «Весь мир дерьмо, и мы должны сделать его еще дерьмее».
— Может быть, — согласилась Алена. — Но все равно… Наверное, это происходит помимо воли. Может, наоборот: это мир мстит. Делает белое самым черным, аспидным, чернейшим на свете…
— А ты? — с беспокойством спросил Аспирин. — Ты тоже будешь… поджидать прохожих на темных улицах? С медведем наперевес?
— Я не стану бороться… соревноваться с миром. У меня есть цель. Надо вывести брата. А он…
