Ольга Куно - Торнсайдские хроники
- Всю информацию, которую он распространял в недельнике, вы можете прочитать в любой момент, - заметила я.
И вне всяких сомнений давно это сделали. И не нашли там ничего, к чему можно было бы всерьёз прицепиться, иначе не беседовали бы сейчас со мной, а Люк давно уже прохлаждался бы в застенках Стонрида.
- И вы не можете сообщить нам ничего сверх этого?
- Я - всего лишь коллега и сотрудница Лукаса. Мы не являемся близкими друзьями, так что он не стал бы доверять мне какие бы то ни было секреты, даже если бы они у него были.
- Неужели? А у нас как раз совсем другая информация.
- Ваша информация ошибочна. И Лукас, и я - люди общительные, таковы издержки нашей профессии, но не более того. Я не знаю о нём ничего такого, что не было бы известно всем шапочным знакомым.
- Ну хорошо. Может быть, вы знаете что-то о других своих коллегах?
- Вы имеете в виду что-нибудь дурное?
- Можно сказать и так.
- Знаю, - подалась вперёд я. - О нашем главном кураторе, Фредерике Миллере.
- Так-так.
Чиновник обмакнул перо в чернильницу и приготовился записывать.
- По правде сказать, он порядочный мерзавец.
- Объясните, пожалуйста, в чём это проявляется.
- Он... - Я огляделась, проверяя, что больше нас никто не услышит. - Он отказался повысить мне жалованье!
- И это всё? - Чиновник был сильно разочарован.
- Целых два раза отказался! - воскликнула я, пытаясь добавить своему аргументу весомости.
Чиновник вздохнул. Не от грусти, не от разочарования, не от усталости. А потому, что так было запланировано. Вздох как выражение немого упрёка.
- Итак, я вижу, вы не желаете с нами сотрудничать, - бесстрастно констатировал он.
- Отчего же? Я искренне отвечаю на все ваши вопросы.
- Хорошо. В таком случае вот ещё несколько. Это правда, что вы намереваетесь взять интервью у Его Величества короля Рауля Первого Истлендского?
Я внутренне напряглась. Интересно, и кто же снабдил их этой информацией? Впрочем, то, о чём знала вся редакция, навряд ли можно было назвать секретом. Ещё недавно я не видела в этой информации ничего для себя опасного, но в свете нынешней обстановки в графстве... Не думаю, что сам Рауль стал бы расправляться с газетчицей только из-за того, что она возжелала взять у него интервью. Но кто же ему расскажет? Всё решится здесь, так сказать, на местах...
- А что в этом такого? - осведомилась я, не видя смысла отрицать очевидное. - Я хотела написать краткую биографию Его Величества. В этом нет ничего предосудительного. Господин граф, например, против подобной статьи не возражал, и даже остался доволен результатом. А если бы король не захотел давать интервью, значит, я уехала бы ни с чем. Только и всего.
- Допустим, - кивнул чиновник. - А как насчёт вашей статьи о грабителях?
- А что насчёт неё? - нахмурилась я.
- Откуда у вас подобные познания?
- Это часть моей работы.
- Какой именно работы?
- Работы газетчицы.
- А мне кажется, что быть газетчицей недостаточно для того, чтобы так подробно разбираться в предмете.
- Что вы хотите этим сказать?
- А я уже всё сказал. Только вор может настолько хорошо знать подноготную других воров.
- Ничего подобного.
- Это всё, что вы можете сказать в своё оправдание?
- Не понимаю, в чём я должна оправдываться.
Я начинала нервничать. У чиновника был слишком уверенный тон, и некоторые мелкие штрихи в его поведении указывали на то, что именно сейчас мы подошли к тому моменту, ради которого и затевался весь разговор. Похоже, я ошибалась, думая, что меня вызвали сюда в качестве информатора. Главная цель заключалась в другом.
- Из вашей статьи очевидно, что вы самолично участвовали в грабежах, причём неоднократно, - жёстко произнёс чиновник. - Стало быть, речь идёт не об одном случайном инциденте, а о целой серии преступлений. В правовом графстве мы не можем закрыть глаза на столь неуважительное отношение к закону, равно как и на ущерб, нанесённый нашим гражданам вами и вашими сообщниками.
- Какими ещё сообщниками? - воскликнула я, отлично осознавая, что самообладание мне всё-таки изменило.
- Профессиональным грабителям, тем самым, о которых вы написали статью.
- Это вовсе не означает, что я сама являюсь профессиональным грабителем!
- Разумеется, нет. Вы - только сообщница. Поэтому назначаемое вам наказание будет достаточно лёгким.
- Какое наказание?
Я сжала зубы и сделала глубокий вдох. Уж лучше выслушать приговор сразу. Они явно всё решили ещё до того, как вызвали меня сюда, так что изменить всё равно ничего не получится. Чиновник сам сказал, что наказание будет лёгким. Вернее всего дело ограничится несколькими сутками в КПЗ. Ладно, ничего, где наша не пропадала. Для газетчика это даже своего рода повод для гордости. Проверка на прочность. Интересно, они хотя бы дадут мне возможность вернуться домой и собрать кое-какие вещи? Или отправят в камеру прямо отсюда?
Подтверждая моё подозрение о том, что всё было решено заранее, чиновник извлёк из ящика стола какую-то бумагу и торжественно зачитал:
- Вы приговариваетесь к трёхчасовому пребыванию у позорного столба, расположенного на главной городской площади. Без использования колодок. Табличка с соответствующей надписью будет установлена рядом со столбом, чтобы информировать прохожих о сути вашего преступления. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. - Он поднял глаза от документа. - Наказание вступает в силу завтра в восемь часов утра. До этого времени вы отпускаетесь на место вашего проживания. Однако завтра ровно в восемь я настоятельно рекомендую вам быть на главной площади и обратиться к дежурящему там стражнику. В противном случае за вами будет отправлен отряд наших воинов, и вы будете заключены под стражу. В этом случае наказание, которое вы понесёте, будет значительно более суровым. Наш разговор окончен.
Сказать, что я была ошарашена, значит ничего не сказать. Физически ощущая, как мне свело скулы, я вышла из кабинета, не в силах даже раскрыть рот. Молча прошла под высоким каменным сводом, напоминающим внутреннюю часть колпака, мимо нескольких одинаковых дверей, и, сама того не заметив, вышла на улицу. Возвращаться в редакцию я не стала, хотя прежде собиралась поступить именно так. Но видеть лица коллег в преддверии ожидавшего меня позора не хотелось совершенно. Я направилась прямо домой, ничего не видя и не слыша вокруг себя. Иногда я натыкалась на прохожих и, едва восстанавливая равновесие, безо всяких извинений двигалась дальше.
