Роман Афанасьев - Война чудовищ
– А правда, что за одного упыря городской глава дает пять золотых? – спросил Шмунс.
– Ага, – выдавил потрясенный Глум.
Шмунс выхватил из его руки медный пестик и на полусогнутых ногах метнулся к черному провалу. Со стороны он казался огромной крысой, вооруженной боевой палицей. Глум успел только сдавленно охнуть, когда напарник нырнул в подвал, и зажать рот ладонью.
Из подпола раздал визг, следом вой, а потом глухие удары, словно барабанщик помешался и бил в бочонок с пивом. Глум вспомнил наконец про меч на поясе, положил руку на рукоять, обвитую проволокой, и шагнул вперед, стараясь не обращать внимания на слабость в коленях.
Из темного провала выглянула сияющая физиономия Шмунса.
– Еще один, – довольно воскликнул он. – Уже десять! Глум, слышишь, десять золотых!
В ответ капрал сдавленно булькнул. Он хотел только одного – убраться подальше от этого дома, но заметил безумный огонек в глазах напарника и понял, что сегодня ему не видать ужина как своих ушей.
К ночи неугомонный Шмунс обшарил всю округу в поисках новых упырей. Они так ничего и не нашли, хотя очень старались. Когда выглянула луна, к ним прибыла подмога – троих стражников отправили на поиски пропавших сослуживцев. Распаленные рассказом Шмунса и видом мертвых упырей, они присоединились к поискам. Чуть позже подошел ночной патруль. К утру уже вся городская стража прочесывала город. Каждый стражник считал, что если даже Шмунс одолел кровососа, то для остальных это и вовсе плевое дело.
Поиски ничего не дали – упырей в Вегате не осталось. Когда это стало окончательно ясно, стража вернулась к ратуше, чествуя героев ночи – счастливого Глума, в котором ночная беготня пробудила аппетит, и раздраженного бесплотными поисками Шмунса, что рассчитывал сколотить на упырях небольшое состояние. Ему оставалось надеяться на вознаграждение только за одного вампира, и это его не слишком радовало. К тому же он подозревал, что городской глава не расстанется с деньгами просто так. Он исходил злобой при одной только мысли о том, что все ночные бдения оказались напрасными. К тому же он жутко завидовал Глуму, которому тоже полагалась награда. И еще его немного тревожило то, что некоторые сослуживцы странно на него поглядывали – словно прикидывали, сколько дадут монет за упокоение одного волосатого и уродливого карлика, которого сотня человек могла со спокойной душой назвать чудовищем. В ратушу Шмунс возвращался с превеликой неохотой.
Его подозрения полностью оправдались – конечно, стражники не увидели никакого золота. Вопрос с наградой решился просто: Глума повысили до сержанта, а Шмунсу дали капрала. Кроме того, к ежемесячному жалованию им прибавили по паре монет, которые напарники, ставшие после ночного происшествия лучшими друзьями, после получки немедленно пропили в кабаке.
Никто так и не узнал, что два стражника спасли жителей целого города от участи более страшной, чем смерть. И что они спасли от этой участи десяток других городов, а если смотреть шире – то и весь Ривастан. А возможно, и весь мир. Глум, правда, подозревал нечто подобное, но так и не сказал ни словечка. Даже Шмунсу.
Никто и никогда не замечает таких вещей, если их совершают не горластые герои в сверкающих доспехах, что после каждой сраженной нечисти закатывают пир и женятся на принцессах, а самые обычные служаки, которых двенадцать на дюжину. Но именно на них и держится весь мир. И это к лучшему, думал Глум. Пусть уж лучше никто не узнает о подвиге, ибо прожорливый толстяк и вороватый карлик-проныра, заросший шерстью с головы до пят, вряд ли могли послужить хорошим примером для молодежи. Лучше брать пример с героев в сверкающих доспехах. Поэтому новоявленный сержант решил держать свои мысли о спасении отечества при себе и просто выпил еще одну кружечку – за спасителей мира.
Глава 3. СЛИШКОМ ДЛИННАЯ НОЧЬ
Светлый лик полночной луны заглянул в окошко замка. Пробежался ясным взглядом по темной комнате, осалил кресло, пухлый диван, расшитый золотой нитью ковер, а потом лег на кружевную подушку белым пятном. Король Геордор Третий беспокойно пошевелился во сне, словно почувствовав вторжение незваного гостя.
Сегодня у монарха нашлось время для сна – все дела он успел окончить днем и решил, что вполне заслужил одну спокойную ночь в уюте опочивальни. Он рано ушел из тайной комнаты на вершине башни и теперь безмятежно спал в огромной королевской кровати, напоминавшей бастион.
Белоснежные перины раскинулись волнами по широкому ложу, прияв в нежные объятья старческое тело. Невесомые пышные одеяла, расшитые гербами рода Сеговаров, надежно укрывали короля от ночной прохлады. Его голова утонула в подушках. Наружу торчал только заострившийся нос да пушистая кисть ночного колпака, согревавшего седую голову короля.
Резные столбы по углам кровати, украшенные золотыми нитями, поддерживали огромный балдахин. Он был поднят и собрался у потолка тяжелыми складками, напоминая грозовую тучу – король не любил прятаться за шторами.
На лунный лик набежало облако, и комната погрузилась в ночной мрак. Здесь, в королевских покоях, царила тишина, и только самое чуткое ухо могло уловить, как сопит в соседней приемной королевская гвардия, мужественно сражаясь с дремотой. Геордор, во всяком случае, прекрасно это слышал.
Он проснулся сразу же, как только услышал подозрительный шорох, и теперь лежал с закрытыми глазами, напряженно вслушиваясь в ночь. Король слышал сопение стражей, отголоски скандала на первом этаже и даже возню на королевской кухне, что не прекращалась ни днем, ни ночью. Благой творец одарил его чутким слухом, и благодаря ему Геордор не раз избегал серьезных неприятностей. Еще в детстве он усвоил, что глухой король – мертвый король. Монарх, если он хочет остаться монархом, должен слышать, видеть, чуять и предчувствовать намного лучше своих подданных. Иначе недолго ему оставаться на троне – корона ошибок не прощает, так и норовит соскользнуть с макушки недотепы и отправиться к более ловкому претенденту.
Король шевельнул пальцами. Из складки в перине выскользнула тяжелая металлическая трубка, легла, как влитая, в ладонь. В ней прятался хитрый гномий механизм на пружинах и отравленные иглы. Эта смертоносная игрушка передавалась в его роду от отца к сыну и не раз спасала жизнь монархам из рода Сеговаров. Самому Геордору приходилось ею пользоваться, и не раз. Он твердо знал, что нужно делать.
Палец лег на крохотный выступ, а левая рука сжала края одеяла, готовясь отбросить его в сторону. Король быстро открыл глаза, бросил взгляд в дальний угол комнаты и застонал. В полный голос.
