Антон Грановский - Обитель Тьмы
«Как знать, быть может, иноземец и впрямь носит в душе частичку своего Бога? – подумал Починок. – И в трудный момент этот Бог накроет нас всех своей власяницей и спасет от напасти? Как знать, как знать?..»
8
Долгий был день. Глеб не мог сказать в точности, сколько именно он длился, но, по любым расчетам, больше двенадцати часов. Что ж, еще один фокус Гиблого места. Время здесь то растягивается, как резина, то сжимается и скукоживается, как шагреневая кожа. И объяснения этому нет. Как, впрочем, и другим чудесам, на которые так богата чащоба.
Между тем вечерело. На вершинах деревьев скрещивались лучи заката, а понизу уже сочилось предвечернее марево. Сумерки стремительно сгущались, и деревья, казалось, врастали в эту темноту. Птицы в лесу притихли. Потемневшее небо было густо затянуто сизыми облаками, и белая луна, как бледное пятно, маячила в зловещей холодной высоте.
Наконец после долгого, страшного пути расположились лагерем на ночевку. Место для ночлега выбрали хорошее – сухое, ровное, укрытое от ветра кольцом деревьев, с мягкой травой и густо стелющимся по земле мхом.
– Сколько еще до Моревских рудников? – спросил у Глеба воевода, снимая с плеча прошитую стальной нитью перевязь с тяжелым мечом.
Глеб прикинул в голове и ответил:
– Верст семь. Хотя расстояния здесь никогда не бывают точными.
– Ты говорил, что Моревские рудники кишат волколаками?
Глеб кивнул.
– Да. По крайней мере, раньше так было.
В глазах воеводы появилось недовольство.
– Опасное место для ночлега, – сухо сказал он. – Не нападут ли они на нас ночью?
– Мы обложим лагерь кострами и будем поддерживать в них огонь до рассвета. Огонь слепит волколаков. Если костры не потухнут – близко они не подойдут. Ну, а если подойдут, у твоих стрелков есть мушкеты. С десяти шагов мушкетная пуля легко разворотит волколаку морду.
Лицо Бранимира осталось мрачным и недовольным, однако он сказал:
– Что ж, будь по-твоему. У меня осталось семеро стрельцов. Я установлю возле костров дозорный пост и буду сменять его каждые два часа.
– Хорошая мысль, – одобрил Глеб. – Сооружайте костры, а я пойду осмотрюсь.
Глеб зашагал к темной стене деревьев и через несколько секунд растворился в этой живой, трепещущей и опасной темноте.
Толмач Рамон, сидя у костра, тщательно осматривал свою рубашку. Заметив пятно присохшей грязи, он попытался оттереть его ногтем.
Сидевший рядом ратник глянул на него и насмешливо проговорил:
– Ты прямо как девка, толмач. Наверное, в грязном исподнем и спать не ляжешь?
– Человек сотворен по образу и подобию своего Создателя, – вежливо ответил Рамон. – Но, глядя на некоторых, можно подумать, что их создателем была чумазая обезьяна. Кстати, друг мой, ты знаешь заповедную тайну воды?
– Какую? – насторожился ратник.
Рамон поманил воина пальцем, а когда тот нагнулся, сказал:
– Она пригодна не только для питья, но и для умывания.
Ратник побагровел от ярости, но сделал над собой усилие и ухмыльнулся.
– Думаешь, эта тайна сделает меня счастливым?
Рамон мягко улыбнулся и качнул головой.
– Лучше. Она сделает тебя чистым.
Стрельцы, слышавшие это, засмеялись. Впрочем, смех этот длился недолго. Ратники выглядели совершенно измотанными. Яловые сапоги и охотничьи чирки с длинными голенищами они скинули, а мокрые портянки развешали на прутах-вешалах вкруг разведенного костра.
Где-то далеко прокаркал ворон. Один из ратников насторожился и тихо проговорил:
– Не к добру это. Ворон – птица злая.
– Дурак ты, Куныр, – сказал ему, позевывая, другой. – И про ворона ничего не ведаешь.
– А ты, что ли, ведаешь?
– Конечно. И ты должон ведать. Это знание нам от предков передается. – Ратник вздохнул. – Да только нынче мало кто к ним прислушивается.
– К кому? – спросил кто-то из растянувшихся на траве стрельцов.
– Да к предкам. Все бегаем, суетимся. Думаем, что самые умные. А только предки наши во сто крат умнее нас были. Вот и про ворона вы ничего не знаете. А промеж тем ворон – птица Земного Огня.
– Это почему же? – поинтересовался кто-то из стрельцов.
– Потому что черная. Все черные птицы помогают человеку. И глухарь, и дятел. Глухарь живет на пожарищах и собирает души погорельцев, чтобы унести их в Уграй.
– А дятел?
– А дятел долбит в деревьях дыры, чтобы спрятать туда души померших детишек.
– От кого спрятать?
– Ясно от кого. От гончих бога Велеса.
Некоторое время ратники молчали, прислушиваясь к звукам вечернего леса. Потом один из них заявил:
– Я про такое слышал. Только врешь ты, Скуратка. Это не наша вера, а вера лесных людей из восточных лесов.
– Вера наших предков не отличалась от их веры, – сухо возразил Скуратка. – Вот скажи мне, Бутый, ты когда медведя губишь, душу его пленишь?
– Конечно. Коли медведю нос не отрезать и душу его не пленить, душа эта во сне к тебе придет и насмерть задерет.
– Верно. А ведь лесной народ поступает так же.
Снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь далеким карканьем ворона и шорохом листьев.
– А я люблю рыбу, – совершенно невпопад проговорил рыжеволосый, конопатый ратник, лежащий у костра с травинкой во рту. – Весной и осенью, коли воевода даст увольнение, всегда у реки промышляю. Бью стрелами щук и налимов, которые жмутся к берегу. Иной день по полтора пуда настрелять получается.
Ратник Бутый усмехнулся и спросил:
– И к чему ты это сказал?
– Так, ни к чему. Просто вспомнилось.
– Вспомнилось ему, – проворчал ратник Куныр. – Разбередил душу… Я в детстве тоже с батей рыбачить любил. Видел бы ты, каких мы сомов из Большой Лозарки вытягивали. По четыре пуда весом!
– Это ты, братец, врешь, – возразил Скуратка. – В Большой Лозарке отродясь таких сомов не бывало.
– Это у тебя не бывало. А у нас с батей бывало.
– Чего это вы раскудахтались, как хлебопашцы на торжке? – сердито проговорил самый хмурый и молчаливый из ратников. – Лучше о другом подумайте. Вокруг кровь, смрад, а наш Первоход и в ус не дует. А мечом своим машет так бойко, будто он у него не из хуралуга, а из берестяного прутика.
– Верно говоришь, друг, – согласился Бутый. – А знаешь, почему его кличут Первоходом?
– Знаю. Считается, что он первым пришел в Гиблое место. Однако это не так.
– Что значит «не так»?
– А то и значит. Люди ходили в Гиблое место задолго до Первохода. И уж тем более задолго до нонешних ходоков.
Ратники посмотрели на хмурого товарища недоверчиво.
– А ты-то почем знаешь? – спросил его один.
Хмурый чуть прищурил зеленые глаза и ответил:
– Знаю. Мне прабабка рассказывала, когда еще я был мальчонкой. Долго жила моя прабабка на свете.
